На людях я все больше горем полн,
В градских стенах я умножаю скорби —
В лесной трущобе эха гулкий глас
Созвучней жалобе моих стенаний.
Под кровлей с милой я расстался — часть,
Навек прогнавшая мою дремоту.
Потоком слез я заменил дремоту.
Что мило, то ушло. Я горя полн.
Уместнее мои оплакать скорби
В лесу, где эхо, разливая глас,
Ответит жалобе моих стенаний,
Но ввек не обрести мне даже часть
Былых отрад. Нет, выпала мне часть
Здесь ожидать последнюю дремоту,
Что мне глаза смежит — покоя полн,
С ней не узнаю умноженья скорби.
О птицы злобные, ваш резкий глас,
Вещая смерть, мольбе моих стенаний
Созвучен. Что же до моих стенаний
(Они скорбей не выразят и часть),
Не молкнущих в ночи, когда дремоту
Зовет природа — крик ваш ими полн.
Я ночь отдам стенаньям, день же — скорби.
Поклялся я: их не заглохнет глас.
Но если милой серебристый глас
Я вновь услышу, то взамен стенаний
Я запою, и это будет часть
Мелодий соловья — презрев дремоту,
В ночи напев он льет, истомы полн,
Забыть не в силах о великой скорби.
Ты, чуждый скорби, ночью слыша глас
Моих стенаний, знай страдальца часть —
Прервав дремоту, стань участья полн.
Октябрь
Перевод А. Сергеева
Пирс:
Не стыдно ль, Кадди, никнуть головой,[332]
Когда в медлительное время года
Утех людская требует природа?
Не ты ли пастухов сбирал толпой
Для песнопенья, пляски, хоровода, —
А ныне спишь, и игры спят с тобой.
Кадди:
Я так усердно утомлял свирели,
Что Муза истощила свой запас.
Я все богатства в играх порастряс,
И с чем же оказался я на деле?
Как стрекоза из басни, в зимний час
Я должен дрогнуть в ледяной постели.
Слагал я песни на прелестный лад,
И юноши под них резвились прытко:
Им — щедрый хмель любовного напитка,
Мне — похвалы скупые невпопад.
От их восторга мало мне прибытка:
Я бьюсь о куст, а птицы к ним летят.
Пирс:
Но, Кадди, похвала ценней награды
И слава много выше всякой мзды:
Поверь, что нет счастливее звезды,
Чем буйству юных возводить преграды,
Советом отвращать их от беды
И вдохновенья объяснять отрады.
Настрой свирель на сладостный напев,
И, покорясь, округа молодая
К тебе прильнет, рассудок забывая:
Так укрощал Орфей Плутонов гнев,
Из Тартара подругу вызволяя,
И самый Цербер слушал, присмирев.
Кадди:
Так Аргусовы очи дети славят,[333]
И птица, распуская хвост, горда;
Но за красу павлину никогда
Ни зернышка в кормушку не прибавят.
Что слово? Дым и тает без следа.
Что слава? Ветр и к ветру путь направит.
Пирс:
Певец, оставь пустое шутовство,
Душой из бренной воспари юдоли:
Воспой героев, иже на престоле
Делили с грозным Марсом торжество,
И рыцарей, врага разивших в поле,
Не запятнав доспеха своего.
И Муза, вольно простирая крылья,
Обнимет ими Запад и Восток,
Чтоб ты на гимн благой Элизе мог
Направить вдохновенные усилья
Иль пел медведя,[334] что у милых ног
Дары свои слагает в изобилье.
Когда ж остынет гимнов жаркий звук,
Ты воспоешь блаженство нежной ласки
И будешь вторить мирной сельской пляске
И прославлять хранительный досуг.
Но знай, какие б ни избрал ты краски,
Хвала Элизе и тебе, мой друг.
Кадди:
Да, я слыхал, что римлянин Вергилий
Был Меценатом к Августу введен:
Для бранных песен вмиг оставил он
Смиренный звук пастушеских идиллий.
Поныне отражает небосклон
Набат его легенд и грозных былей.
вернуться
333
вернуться
334