Разлить ты просишь, Аннибале, свет
На то, нашел ли твой кузен удачу
У герцога Альфонсо или нет.
Ты скажешь мне, коль правды я не спрячу,
Что на спине опять небось мозоль,
Что я похож на немощную клячу.
Однако правду выслушать изволь:
Равно любое бремя ненавижу,
И не по мне скотины вьючной роль.
Толкуй про язвы на спине, про грыжу,
Считай меня хоть клячей, хоть ослом,
Кривить душою смысла я не вижу.
Когда, родившись, я, не будь глупцом,
Решился бы на некую забаву,
Проделав то же, что Сатурн, с отцом,
Чтоб все принадлежало мне по праву,
А не десятку братьев и сестер,
Составивших голодную ораву,
Безумия лягушек до сих пор
Не знал бы я и перед властелином
Без шапки не стоял, потупя взор.
Единственным, увы! я не был сыном
И мало мог на что претендовать —
И вынужден мириться с господином,
Но лучше пропитанье добывать
У герцога, чем с нищенской сумою
Пороги бедной черни обивать.
Иные поменялись бы со мною
Уделом: как ни говори — почет…
Судьбу раба почетной мнить судьбою!
Пускай, кто хочет, при дворе живет,
А я его немедленно покину,
Едва ко мне Меркурий снизойдет.[63]
Когда одно седло на всю скотину,
Кому оно не причиняет зла,
Кому, наоборот, увечит спину.
Так соловей, в отличье от щегла,
Не может долго пребывать в неволе,
Где ласточка б и дня не прожила.
Пусть служит, кто стремится к рабской доле,
Хоть герцогу, хоть папе, хоть царю,
Тогда как я не вижу в этом соли.
Я репу дома у себя сварю
И, уписав с подливкой без остатка,
Не хуже брюхо ублаготворю,
Чем кабаном чужим иль куропаткой.
Не надо мне парчовых одеял,
Когда и под обычным спится сладко.
Я с места бы охотней не вставал,
Чем долгим списком дальних стран хвалиться,
Где я по долгу службы побывал.
Да, каждому свое, как говорится:
Иному — сан, иному меч милей,
Иному — дом, иному — заграница.
Я уважаю интерес людей
К Испании, к английскому туману,
Но сам хочу в округе жить своей.
Ломбардию, Романью и Тоскану
Я видел — хватит этого вполне,
И лучшего нигде искать не стану,
А захочу — покажет землю мне
Без лишних трат премудрость Птолемея,
Хоть мир цари, хоть нет конца войне;
Я мысленно — нехитрая затея —
Любое из морей переплыву,
От ужаса в грозу не леденея.
Недаром в новой службе во главу
Угла я ставил с самого начала,
Что дома главным образом живу.
И служба на мои занятья мало
Влияет: уезжаю только я,
А сердце — здесь, и так всегда бывало.
Известна мне догадливость твоя:
Мол, рассмешил, мол, тут причиной дама,
А вовсе не любимые края.
Тебе на это я отвечу прямо:
Умолкни, ибо правда мне мила
И ложь не стану защищать упрямо.
Какая бы причина ни была,
Мне здесь прекрасно, но другим соваться
Я не советую в мои дела.
вернуться
Лудовико Ариосто (1474–1533). — Один из крупнейших поэтов позднего итальянского Возрождения. Происходил из обедневшего дворянского рода; рано осиротел и должен был воспитывать девятерых братьев. Некоторое время состоял на службе у кардинала д'Эсте, а с 1518 года у герцога Феррарского, при дворе которого и провел остальную часть жизни. Ариосто был плодовитым писателем и оставил много произведений различных жанров: лирические стихи, тяготеющие к античной поэзии и к Петрарке, сатиры в манере Горация, пять комедий. Главное произведение Ариосто — рыцарская поэма «Неистовый Роланд» (в окончательном виде вышла в 1532 г.), в которой он подхватил форму и сюжет «Влюбленного Роланда» Боярдо: обезумевший от ревности герой следует по пятам прекрасной язычницы — кокетки Анджелики, которая становится яблоком раздора между христианскими рыцарями, но сама влюбляется в юного сарацинского воина Медора. В поэме содержится множество других эпизодов и насчитывается до двухсот персонажей. С тонким скептицизмом и иронией рисуя фантастический мир чудес, Ариосто вместе с тем выражает в поэме радостную ренессансную концепцию земной жизни и гармонического человека.
вернуться
«Сатира третья». — Ариосто раскрывает здесь свой жизненный идеал: скромная независимость.
Мессер Аннибале Малагучо — родственник поэта.
вернуться
…Едва ко мне Меркурий снизойдет. — Бог Меркурий считался покровителем в делах и торговле, от которого зависит благосостояние.