Как в масле сыр, катается народ:
На что глаза ни упадут людские,
Все каждый беспрепятственно берет.
К тому ж за столько времени впервые
О боге вспоминает человек,
И что ни город — на стенах святые.
Воистину, пора молочных рек,
Такое впечатленье, что природа
Свой золотой переживает век.
Как видишь, в споре главное — метода…
Однако тему исчерпали мы.
Подумай же: какое время года
Прекрасней всех? Ты прав — пора чумы.
ДЖОВАННИ ДЕЛЛА КАЗА[89]
Перевод Евг. Солоновича
«Тревога, страха нашего мерило…»
Тревога, страха нашего мерило,
Который столь непросто отмести,
Ты лед несешь для охлажденья пыла,
Стремясь разлад в союз любви внести;
Ты горечью своею мне претила,
Оставь меня, забудь ко мне пути,
Вернись в Аид, где без того уныло,
И хоть навечно корни там пусти.
Не отдыхая днем, не спя ночами,
Там утоляй неутолимый глад
Немнимыми и мнимыми страстями.
Ступай. Зачем, разлив по венам яд,
Страшней, чем прежде, с новыми тенями
Ты, ревность, возвращаешься назад?
«Красавец в клетке, пилигрим зеленый…»
Красавец в клетке, пилигрим зеленый,
В заморский этот завезенный край,
Прислушивайся к звукам, постигай
Из уст мадонны наш язык мудреный.
Но берегись, уроком поглощенный,
Ее очей горящих, попугай,
Не то, как я, погибнешь невзначай,
Затем что жа́ра ни ручей студеный,
Ни ливень не погасят, ни зима,
Тогда как ей, холодной, все едино —
Сгоришь ли ты иль не сгоришь дотла.
Так набирайся поскорей ума,
Чтоб ей сказать: «Безжалостных, Квирина,
Не жаловала никогда хвала».
«О Сон, дитя покойной, и туманной…»
О Сон, дитя покойной, и туманной,
И влажной ночи, о забвенье зла
Для тех, кого природа обрекла
Тревоге и печали постоянной, —
Опомниться от боли несказанной
Дай наконец, что сердце извела,
Приди и, черные свои крыла
Расправя, неги дай вкусить желанной.
Где тишина? Ведь свет уже потух.
Где легкий рой пугливых сновидений?
Ты снова, Сон, к моим призывам глух.
Напрасно о твоей мечтаю сени.
Под головою камни, а не пух.
О, эти ночи, полные мучений!
«О лес пустынный, друг моей печали…»
О лес пустынный, друг моей печали,
Сейчас, когда пора недолгих дней
Стоит, и с воем ледяной Борей
Завесой снежной застилает дали,
И кудри древних крон седыми стали,
Не отличаясь от моих кудрей,
И на опушке снег лежит твоей,
Где взор цветы не так давно ласкали,
О мрачном этом и коротком дне,
К закату близком, размышляю я,
Который душу леденит и члены,
Но холодней твоей зима моя,
И беспощадней злобный Евр ко мне,
И дальше ночь моя от перемены.
ГАСПАРА СТАМПА[90]
Перевод Новеллы Матвеевой
«О души мудрые и непростые…»
О души мудрые и непростые,
Стремящиеся в гору, к вышней дали, —
Как если бы до вас не пролагали
Туда следов паломники иные, —
Для вас родятся лавры золотые;
Вы по морским пространствам разбросали
Передо мною паруса большие;
Вы имя сладостное в них вписали
Божественного моего Сеньора, —
Ведь сей сюжет минует ухищренья
И сам собой достигнет неба вскоре…
Лишь мой напев, исполненный смиренья,
О Господин, дойдет к тебе не скоро;
Он слишком тих, он глохнет в общем хоре.
вернуться
Джованни делла Каза (1503–1556). — Епископ Беневенто; был послом в Венеции, государственным секретарем папы Павла IV. Образование получил во Флоренции и Болонье. Известен своим трактатом «Галатео», написанным изящной прозой в духе Боккаччо и тяготеющим к моральной риторике. Занимался также и поэзией. Делла Каза был дружен с Пьетро Бембо и примыкал к петраркистам, однако несколько отличался от последних; тема его стихов главным образом — дисгармония жизни, противоречие между повседневностью и идеалом. Для его поэзии характерны кризисные мотивы горечи, печали, отчаяния.
вернуться
Гаспара Стампа (1523–1554). — Венецианская поэтесса, принадлежавшая к школе петраркистов. Преподавала музыку, вела свободную светскую жизнь. Любовь к графу Коллальтино Коллальто составила центральный мотив ее поэзии, в которой выражается искреннее чувство, но без психологической усложненности, к какой стремились другие петраркисты.