И с солнцем не сравню: огонь светила
Шальная ваша красота затмила —
Я говорю по праву очевидца.
К тому ж не вы, а солнце туч боится.
Где слов былая сила?
Виновны сами вы, что все сравненья
Ничуть мне не по нраву:
Для красоты — словесной нет оправы.
ГАЛЕАЦЦО ДИ ТАРСИА[93]
Перевод Евг. Солоновича
«Спокойные до первой непогоды…»
Спокойные до первой непогоды,
Вы превзошли себя на этот раз,
Напоминая боль мою сейчас,
Ревущие, не умолкая, воды.
Смолистые челны и хороводы
Веселых нимф сокрылися от вас,
Как от моих сокрыта ныне глаз
Виновница нечаянной невзгоды.
Увы, мой день унылый все длинней,
И значит — время счастья недалеко,
Но мне удел от всех отличный дан:
Ни трепетных ночей, ни светлых дней,
Будь солнце низко, будь оно высоко,
Не принесет жестокий мой тиран.
«Побеждены недугом, на пороге…»
Побеждены недугом, на пороге
Отчаянья, бросают люди дом,
Спасения ища в краю чужом,
Когда пред ними нет иной дороги, —
Покинув так богатство и чертоги,
Где бог любви с особым мастерством
Пускает стрелы, я решил в глухом
Убежище забыть мои тревоги.
Но всюду — и в безлюдной стороне,
И стиснутый толпою, — постоянно,
Где б ни был я, Амур, как тень, при мне:
Скачу в седле — и моего тирана
Везу, плыву — и он со мной в челне,
Я плачу, он смеется, как ни странно.
«Дворец, где жен высокородных лица…»
Дворец, где жен высокородных лица[94]
Сияли счастьем, царственный колосс,
Ты стольким радости любви принес,
Но эта перевернута страница.
Сегодня ты — жестокая темница,
Обитель страха, пыток и угроз,
Вместилище теней и вечных слез,
Где равносильно смерти очутиться.
Другие времена — и ты другой,
Нам одинаково не повезло, —
Недаром были мы с тобой похожи.
Надежды все утратив до одной,
Я, хоть и поздно, убедился тоже,
Что наслажденья — хрупкое стекло.
«Седые Альпы — зыбкая преграда…»
Седые Альпы — зыбкая преграда —
Остались позади, и ожил я:
Ты предо мной, Италия моя,
Для счастья больше ничего не надо.
Какой была мучительной отрада,
Чужим красотам противостоя,
Не забывать для них твои края,
Не ведают твои слепые чада.
Блажен, кто небольшой земли клочок
Имеет здесь, и кров над головою,
И пропитанье, и воды глоток!
Я не стремился некогда к покою
И плачу ныне, что, увы! не смог
Проститься раньше с юной суетою.
ТОРКВАТО ТАССО[95]
Перевод Евг. Солоновича
Дафна.
Ужель ты станешь, Сильвия,
И впредь себя в твои младые годы
Лишать волшебных радостей Венеры?
И слова «мама» так и не услышишь
И не увидишь, как играют дети
Вокруг тебя? Послушайся совета,
Оставь, оставь упрямство,
Одумайся, глупышка.
Сильвия.
Другие пусть в любви отраду ищут,
Когда в любви найти ее возможно,
А я довольна жизнью; лук и стрелы —
Моя забава, бег за быстрым зверем
И наконец решительная схватка —
И он сражен. Покуда звери в зарослях
И стрелы не перевелись в колчане,
В забавах я не знаю недостатка.
Дафна.
Воистину нелепые забавы,
И если ты довольна этой жизнью,
То потому, что ты другой не знаешь.
Так представлялись первобытным людям
Во времена младенчества вселенной
Питьем чудесным и чудесной пищей
Вода и желуди, теперь же это —
Питье и пропитание животных,
А люди хлеб и виноград узнали.
Быть может, если б ты хоть раз вкусила
И тысячную часть отрад сердечных,
Которых не узнать, любви не зная,
Ты б молвила, вздыхая:
«Напрасно тратит время,
Кто не живет любовью.
О, месяцы и годы,
Как много одиноких
Ночей и дней без друга
Я провела впустую,
Что посвятить обычаю могла бы,
Который большей сладостью известен!»
Оставь, оставь упрямство,
Одумайся, глупышка:
Спохватишься потом — да будет поздно.
вернуться
Галеаццо ди Тарсиа (1520–1553). — Неаполитанский поэт-петраркист. Принадлежал к знатному роду. В юношеских стихах воспевал свою любовь к Виттории Колонна; лучшие его сонеты, проникнутые искренним чувством, посвящены его рано умершей жене, Камилле Карафа. Галеаццо ди Тарсиа является также автором политических стихотворений, в которых выражается его озабоченность судьбами Неаполя и всей Италии.
вернуться
Дворец, где жен высокородных лица… — Имеется в виду дворец Капуано, резиденция неаполитанских королей, который стал потом темницей и местом пыток.
вернуться
Торквато Тассо (1544–1595). — Величайший поэт итальянского Возрождения периода его заката. Родился в Сорренто; рано потеряв мать, кочевал с отцом (тоже поэтом) по Италии; получил блестящее классическое образование в университетах Падуи и Болоньи, сблизился с видными гуманистами. В 1565 году обосновался в Ферраре, служил сперва кардиналу Луиджи д'Эсте (которому посвятил свою юношескую рыцарскую поэму «Ринальдо», в духе Ариосто), затем герцогу Альфонсу II д'Эсте. Для постановки при герцогском дворе написал пасторальную драму «Аминта» (1573), где простота и свежесть поэтической манеры противоречиво сочетаются с искусственностью придворного быта, отраженного под маской античных «пастушеских» образов. Лирик по призванию, Тассо создал множество стихотворений, полных изящной чувствительности и небывало мелодичных. Главный труд жизни Тассо — эпическая поэма «Освобожденный Иерусалим» (1575), тема которой — осада и взятие Иерусалима крестоносцами, во главе с Готфридом Буйонским (в поэме Гоффредо). Подражание гомеровским эпопеям сплетается здесь с воздействием «Неистового Роланда» Ариосто, католический дух — с ренессансной чувственностью, рыцарские подвиги во имя веры — с множеством романтических эпизодов, христианские чудеса — с языческим волшебством. Противоречивость поэмы отражала настроения итальянского общества периода католической реакции, воспевание героизма крестоносцев было актуально в момент турецкого нашествия, угрожавшего Италии. Сам Тассо метался между гуманистическим и религиозным мировоззрением, добровольно отдал свою поэму на суд инквизиции, а затем переделал ее в богословском духе («Завоеванный Иерусалим», 1593); наконец, впав в тяжелое психическое расстройство, поэт семь лет провел в больнице. Тассо скончался в Риме, в монастыре св. Онуфрия.