Выбрать главу
Дева, ты внемли неустанным зовам, Ты конец войне положи нелепой, Мир нам дай, сплоти племена родные Дружбой, любовью!
Рейнских лоз красу сбереги, опекой Ты своей святой осчастливь предгорья Альп, и славный Пфальц, и у волн дунайских Пышные нивы!
Вот о чем тебя умиленно молим В храмах, где горит благовонный ладан, Где тебе хвалу воздаем и к небу Гимны возносим.

К Аполлону, творцу искусства поэзии, —

чтобы он пришел с лирой от италийцев к германцам

Ты, о Феб, творец звонкострунной лиры, Пинд и Геликон возлюбивший древле, К нам теперь явись, не отвергни нашей Песни призывной!
Пусть придут с тобой баловницы музы, Пусть поют, резвясь, под студеным небом. Край наш посети, где неведом сладкий Голос кифары!
Варвар, чьи отцы, космачи-мужланы, Прожили свой век, о латинском лоске Слыхом не слыхав, наделен да будет Певческим даром,
Словно тот Орфей, что певал пеласгам, Пеньем за собой увлекая следом Хищное зверье, дерева с корнями, Ланей проворных.
Ты, веселый гость, пожелал пустыню Моря пересечь и, придя от греков, Музам дал приют, утвердил науки В землях латинян.
Так же, Феб, и к нам, как во время оно В Лаций ты пришел, препожалуй ныне. Грубый пусть язык, темнота людская Сгинут бесследно!

О древности — гражданам Трира

Какая слава громкая цезарей В камнях умолкла города вашего, О Трира жители, которых Мозель поит ледяной водою!
Как будто снова Рима развалины Воочью вижу, глядя на эти вот Колонны, портики, ворота Или бродя пустырем убогим,
Где только остов царской хоромины Теперь маячит кровлей, поросшею Чертополохом, или купол Ветки кустов к облакам вздымает.
Как хлам ненужный, глыбами мрамора, Лежат, о жалость, прямо на улицах Кумиры, чье величье только В литерах гордых застыло ныне.
Порой увидишь где-нибудь в садике Плиту надгробья с надписью греческой Иль вдруг найдешь, гуляя в поле, Холм безымянный, обломки урны.
Чего не смелет мельница времени? Столпов Геракла медных как не было, И мы со скарбом нашим тоже В прах превратимся под небом вечным.

АЛЬБРЕХТ ДЮРЕР[147]

О плохих и хороших друзьях[148]

Перевод Л. Гинзбурга

Тот, кто в беде бросает друга, Когда тому живется туго, Кто сердце не готов отдать Тому, кто вынужден страдать, Кто сам страдает безутешно, Когда дела идут успешно У друга первого его, — Достоин только одного: Неумолимого презренья! Сторонник этой точки зренья, Я не желаю предпочесть Суровой искренности лесть. Держаться надо бы подальше От лицемерия и фальши, Поскольку добрый друг не тот, Кто перед нами спину гнет, К уловкам прибегая лисьим!.. Но кто, в поступках независим, Удачу иль беду твою Воспримет также, как свою, Кто за тебя горою встанет, Не подведет и не обманет, За то не требуя наград, — Тот верный друг тебе и брат. И этой верности сердечной Ты сам ответишь дружбой вечной.

ТОМАС МУРНЕР[149]

Заклятие дураков

Вступление

Перевод О. Румера

Я белый свет исколесил И потерял немало сил. Терпел одни лишения, Позор и унижения. Я глаз ночами не смыкал. Корпел и потом истекал. Я исхудал, устал и сник, Прочел тома мудреных книг. Сносил нужду и муки, Штудировал науки. И вот за все старания Узнал я заклинания, Как сжить на вечные века Со света орден Дурака. Дураков полным-полно. Беда! В глазах от них темно. И куда ни сделай шаг, Тут дурак и там дурак. Их развез по всей земле На дурацком корабле Брант Себастиан… Доколе Дуракам гулять на воле? Их теперь на свете тьма, Тех, что бог лишил ума. Как вокруг ни погляди: Дураков — хоть пруд пруди. И вам, быть может, невдомек, Что Брант и сам себя нарек Дураком. Но кто ж умен, Если вправду дурень он? Но, видно, Брант не просто так Признал открыто: «Я дурак». Повел почтенный Себастиан Свой корабль, как капитан. И взял с собой в морской поход Безмозглых дурней хоровод. Средь них себя узнает всяк, Кто вправду олух и дурак. И Брант, что к дурням был немил, Их всех позором заклеймил. В злобе корчится тупица: «Лучше б в землю провалиться». Он лишится состоянья, Чтоб избегнуть осмеянья. Чтобы на глазах у всех Не попасть в компашку тех, Кто с времен былых веков Носит званье дураков. Сказал недаром Соломон, Что ими свет заполонен. Земля, что олухов не знает, Где дурень хлеб не пожинает, Счастливей испокон веков, Чем та, где много дураков. От них не жизнь — кромешный ад. От них томится стар и млад. Они несут страдания, Но эти заклинания, Которым обучился я, От них избавят все края. И враз покинет наш народ Ленивых трутней глупый сброд. Скрылись дурни под личиной, Словно волки под овчиной. Полон ими высший свет, И дурак попал в совет. Убирайтесь восвояси, Дураки в поповской рясе! Мы пролили много слез Из-за вас, что Брант привез. Я как-то видел простака, Что, пожалевши дурака, Его пригрел в глухую ночь. Дурак беднягу выгнал прочь. Гласят предания отцов О том, как полчища глупцов, Что арманьяками звались, На нашу землю ворвались. Но был недолог разговор. Мы дали им такой отпор! И с них содрали шкуру. Пусть не воюют сдуру! Но дурни прибыли опять. И как нам повернуть их вспять? И как изжить в конце концов Рать лиходеев и глупцов?
вернуться

147

Альбрехт Дюрер (1471—1528). — Величайший художник немецкого и европейского Возрождения, отличался в то же время и замечательной литературной одаренностью. Его перу принадлежит очерковая проза («Семейная хроника» «Нидерландский дневник»), трактаты, стихи: рифмованные подписи под собственными гравюрами (на религиозные темы), а также стихи сатирического и дидактического содержания, выдержанные в традициях и в манере нюрнбергских мейстерзингеров.

вернуться

148

«О плохих и хороших друзьях». — Написано в 1510 году.

вернуться

149

Томас Мурнер (1475–1537). — Монах-францисканец, профессор теологии и крупный поэт-гуманист. Один из самых талантливых сатириков XVI века; в 1505 году был коронован как «лучший поэт». Находясь под прямым влиянием Себастиана Бранта, продолжал брантовскую тему «дураков». В книгах «Заклятие дураков», «Цех плутов» сатирически издевается над людскими пороками, высмеивая всех, от крестьянина до римского папы. Особенно беспощаден был по отношению к духовенству. Тем не менее реформацию не принял, более того, стал вдохновителем протестантских погромов.

Для Мурнера характерны агрессивность юмора и сатиры, активное использование фантастики. Он писал народным стихом — «книттельферзом», что делало его поэзию весьма доступной для широкой публики.