В любом обществе, во всяком случае в Европе, ни одно сословие, включая дворянское, не отличалось абсолютной замкнутостью. Однако в Шотландии, где также в определенной мере различимы знакомые по другим странам сословия, границы между ними, как и между отдельными прослойками внутри них, были крайне зыбкими и неуловимыми. Непосредственный владелец и пользователь земли в материальном и социальном плане стоял гораздо ближе к ее собственнику, чем в большинстве стран, а горизонтальная (клановая) структура общества часто оказывалась прочнее вертикальной (феодально-иерархической). Бурная история средневековой Шотландии, исполненная жестоких политических, религиозных, родовых междоусобиц, практически не знала сословно-классовых крестьянских или городских движений, столь обычных в иных местах. Шотландский парламент редкий пример среди представительных собраний Европы не делился на сословные курии и всегда оставался однопалатным; фригольдеры и горожане восседали в нем рядом с герцогами и прелатами. Расплывчатые границы сословий открывали большие возможности для перемещений во всех направлениях, и уровень социальной мобильности в шотландском обществе был очень высоким.
Некоторые англоязычные, в том числе шотландские, историки сужают понятия «nobles» и «nobility», ограничивая их исключительно высшей знатью, аристократией[85]. Но поскольку дворянство нигде не состояло из одних магнатов, такой подход вряд ли оправдан, тем более в Шотландии, где, как уже отмечено, не было отчетливых социальных преград, а лордов и мелких дворян разделяла меньшая дистанция, чем пэров и джентри в Англии или грандов и идальго в Испании. К тому же источники, в частности ранние (до середины XV в.) парламентские акты Шотландии, упоминают совместно о «графах, баронах и фригольдерах» либо, вместо последних, о «прочих дворянах» (other nobles)[86].
В документах, начиная с позднего Средневековья, и в трудах историков последних столетий средние и мелкие дворяне обозначаются общим термином «лэрды» (lairds). Это шотландское слово произошло от английского lord, но получило совсем иной смысл; вместе с тем термин «лорд» был сохранен в Шотландии в его обычном значении крупного землевладельца, барона или магната, а также в качестве почетного титула.
Социальный и политический вес средних и мелких феодалов в XVI–XVII вв. стремительно возрастал. На «Реформационном парламенте» 1560 г., который вывел шотландскую церковь из-под юрисдикции Рима, запретил служение мессы и одобрил протестантское «Исповедание веры», присутствовало более сотни лэрдов, хотя прежде мелкопоместные дворяне редко вызывались в парламент[87]. Лэрды оказались решающей военно-политической силой не только в ходе реформации, но и в революционных событиях 1637–1651 гг., что еще более укрепило их социальную роль. Поддержки лэрдов в равной степени добивались и короли, раздавая им земли, должности и титулы, и магнаты посредством клановых связей и «договоров о преданности».
Состав слоя лэрдов на пороге Нового времени был весьма пестрым. Крупнейшие из них по богатству и положению состязались с магнатами. Кроме того, лэрдами именовались вожди некоторых горных кланов[88]. С другой стороны, наиболее многочисленную низшую группу составляли «боннет-лэрды» (bonnetlairds)[89] — промежуточный слой между дворянами и крестьянством, несколько сходный с английским йоменри. Боннет-лэрды имели маленькие держания от короля или магнатов и обрабатывали их с помощью небольшого числа слуг либо даже лично. Они владели своими наделами наследственно и иногда пользовались правом полного распоряжения ими. Боннет-лэрды населяли в основном Гэллоуэй, Стрэтклайд и другие юго-восточные районы, где преобладали очень мелкие держания, но встречались и в других областях. То, что боннет-лэрды принадлежали к землевладельческому классу, явствует и из самого их названия, и из налоговых списков и актов мировых судов графства Мидлотиан (вокруг Эдинбурга) за 1650-е годы. Более того, в этом источнике ряд мелких держателей, арендаторов и служителей крупных лордов (дворецкие, управляющие и др.) значатся «джентльменами», и их именам предпослано учтивое обращение «мистер»; соответственно они вносили и больший по размеру налог[90]. Хотя разрыв между лордом и держателем мог быть очень велик, очевидно, какая-то часть зависимых держателей по своему статусу располагалась ближе к землевладельцам, нежели к крестьянству.
Обладание землей, угодьями, «баронскими бургами» (принадлежавшие лордам города, во множестве основанные в XVI–XVII вв.), другой собственностью было важным признаком дворянского статуса, и в Шотландии, как и всюду, человек мог подняться по социальной лестнице разными путями, сделав состояние на придворном, военном, церковном или торговом поприще. Но если в Англии каждый, кто достигал определенного уровня годового дохода, «имел возможность получить звание эсквайра и влиться в ряды джентри, то в Шотландии не было столь прямой зависимости материальных и социальных обстоятельств, да и ранг эсквайра почти не применялся. Правда, в 1587 г. в ответ на петицию своего парламента и, видимо, под некоторым английским влиянием Джеймс VI постановил, чтобы впредь в представительных ассамблеях участвовали по два депутата от каждого графства (от малых графств Кинросс и Клэкмэннан по одному); они должны были избираться «малыми баронами и фригольдерами», под которыми понимались непосредственные вассалы короны с доходом не менее 40 шиллингов в год[91] еще одно доказательство того, что фригольдеры являлись дворянами. В то же время нет никаких поводов считать, что указанный ценз строго отделял дворянина от крестьянина. Бесспорно, среди мелких лэрдов находились и коронные держатели с меньшим и вассалы магнатов с большим доходом, обделенные избирательным правом. Если учесть к тому же, что, ввиду экономического неравенства двух стран, шотландский фунт к 1560 г. упал до 1/5, а к 1600 г. остановился на 1/12 доле английского[92], то 40 шиллинговый ценз покажется почти ничтожным. В Шотландии, конечно, встречались именитые вельможи, возглавлявшие роды Стюартов, Гордонов, Хэмилтонов, Дугласов или Кэмпбеллов, которые по образу жизни соперничали со своими собратьями в Англии и на континенте, но типичным воплощением шотландского дворянина служит все же скромный лэрд, чье материальное положение часто ничем не отличалось от крестьянского достатка в иных странах или даже уступало ему. Из многих причин, побуждавших шотландцев покидать родину, первой всегда была бедность.
86
Grant A. The Development of the Scottish Peerage // Scottish Historical Review. Vol. LVII. № 163. 1978. P. 1.
90
Ireland and Scotland 1600–1850. Parallels and Contrasts in Economic and Social Development. Edin., 1983. P. 35–39.
91
Dickinson W. C. Op. cit. P. 381–382. Акт 1587 г. был, в сущности, повторением указа о представительстве 1428 г.