– Да, мисс, – с благодарностью в голосе согласился Чарли и исчез так же внезапно, как и появился, только стук башмаков эхом разнесся по коридору.
Мэри бросила взгляд на Холмса. Тот ничего не сказал, но на лице у него вновь появилось такое выражение, словно он находит все это забавным и преспокойно ждет объяснений. Иногда его хладнокровие действовало на нервы.
Кэтрин сняла соломенную шляпку и положила на каминную полку (Мэри мысленно напомнила себе – надо будет убрать, пока миссис Пул не увидела). Потом села на диван рядом с мистером Холмсом и начала разматывать пучок на голове – она собрала в него волосы еще утром, когда прятала их под мужскую шляпу, которую потом потеряла… где? И куда мог подеваться ее костюм? Сколько убытков, подумала Мэри. Но, возможно, другого выхода не было.
– Так что же случилось? Нам тоже многое нужно тебе рассказать, но, наверное, лучше сначала ты. У тебя, судя по всему, был богатый событиями день.
Мэри подалась вперед – ей не терпелось услышать, что же такое произошло в Перфлите. Жюстина села на ковер и прислонилась спиной к ручке кресла. Холмс с Ватсоном тоже глядели на Кэтрин выжидающе, приготовившись слушать ее историю.
– Бог мой, как вы все на меня уставились. Я и сама знаю, что вид у меня наверняка жуткий. А начиналось все совсем недурно, – начала Кэтрин.
Миссис Пул: – Приключения приключениями, но вот воровства я одобрить не могу. Каких трудов мне потом стоило вернуть это платье бедной миссис Поттс из Перфлита!
Кэтрин: – Ну что же делать – я сожалею, но надо же мне было во что-то переодеться! За мной гнались. Вам бы хотелось, чтобы меня поймала перфлитская полиция?
А теперь нам нужно вернуться назад и рассказать, что случилось утром, сразу после того, как Мэри ушла на Бейкер-стрит, 221Б. На Мэрилебон-роуд Кэтрин остановила кэб, идущий в направлении Фенчерч-стрит.
– Не хватало еще таких оборванцев возить! – сказал кэбмен, как только они уселись. – Бродяга, сразу видать, да еще и воришка наверняка! От таких любого арапства жди. Уж и не знаю, зачем благородному джентльмену вроде вас с таким сбродом якшаться. – И возница бросил на нее сердитый взгляд.
Про себя Кэтрин утробно зарычала. Но сейчас этим делу не поможешь.
– Пока я плачу вам деньги, дружище, ваше дело – везти меня, куда мне угодно и с кем мне угодно. Я везу этого несчастного беглеца домой, к матери, чтобы он мог вернуться к достойной жизни. Поехали! Фенчерч-стрит!
Она уже знала, что приличный костюм и властная манера обычно помогают добиться своего – во всяком случае, в Лондоне.
Выругавшись, кэбмен отвернулся и крикнул: «Но-о!» Лошадь тронулась с места, и они покатили по многолюдным улицам Лондона. Окна были открыты, и разговаривать в таком шуме было трудно, хотя Кэтрин явственно слышала, как Чарли пробормотал: «Сама ты несчастный беглец!»
Беатриче: – Не понимаю, что за ругательство такое – «арапство». Если это намек на арабов, так это просто глупо. После падения Рима именно мусульмане-арабы сохранили для нас древние научные труды. Им мы обязаны многими открытиями в астрономии, физиологии и искусстве хирургии. Без них медицины как науки просто не существовало бы!
Кэтрин: – Ну, не рассказывать же мне все это лондонскому кэбби?
На вокзале Фенчерч-стрит они сели в поезд до Перфлита, в вагон второго класса. Вагон был пустой, так что наконец-то можно было обсудить планы.
– Когда мы приедем в Перфлит, я хочу, чтобы ты поговорил там с мальчишками, – сказала Кэтрин. – Мальчишки всегда все знают. Да вот хоть у отеля «Роял» стоит мальчишка-чистильщик, можно с него начать. А я поговорю с Джо. Три месяца прошло, и ничего – сам доктор Сьюард никуда не выходил, и у него никаких посетителей не было. Мы знаем, что он получает письма с красной печатью Общества, но не знаем, что там, в конвертах.
– А почему нельзя их просто свистнуть? – спросил Чарли. Такие ребята, как Чарли, всегда отличаются прямотой. Жизнь на лондонских улицах требует практического склада ума. Все сантименты, если они у них и были, там быстро выветриваются: не выживают в голоде, холоде и опасностях. Но зато и верностью, и сообразительностью типичный лондонский уличный мальчишка превзойдет кого угодно. В следующий раз, когда будете с презрением говорить об «оборванцах», вспомните таких ребят, как Чарли, – они добывают себе пропитание как могут, правдами и неправдами, потому что ничего другого им не остается, питаются крохами, которые бросает им общество. Их трудно назвать честными, но кого же в этом винить – самого маленького бедняка или социальные условия, в которых ему приходится выживать?