Он отступил на шаг и склонил голову набок, словно бы для того, чтобы лучше видеть, как Пех будет удивляться.
– Савелий Львович! - закричал Пех. - Ведь ваш сын освободил Сталинград.
– Н-нет. Это не мой сын. Народ освободил Сталинград. Народ, понимаешь? Народ надо благодарить! Мой сын отступал месяц за месяцем. Он чертил на карте стрелочки да кружки: это все, чем он занимался. Потом он сказал себе: «Этот кружок будет последним». «Понятно?» - спросил он у народа. И народ ответил: «Понятно». Так кого же нужно благодарить? Того, кто нарисовал на карте маленький значок, или того, кто оросил землю своей кровью? А?
Воцарилось молчание. Потом Пех шумно выдохнул.
– Как бы то ни было, я пришел сюда не для того, чтобы дискутировать, а чтобы вас поздравить. А товарищ Добранский сегодня вечером приглашает вас к нам. Мы будем отмечать освобождение Сталинграда. У нас будет картошка!
– Поесть приду, - холодно пообещал старик.
Выйдя из землянки, младший Зборовский мрачно заявил:
– Какой стыд… Что толку от этих родителей? Даже благодарности от них не дождешься.
И с отвращением сплюнул.
31
На углях раздувалась и весело потрескивала картошка, люди сбросили овчины и расстегнули гимнастерки: было жарко. Но не столько от тепла огня, сколько от скромного, братского тепла толпы, столь желанного для несчастных, но от которого с брезгливостью отворачиваются счастли-вые люди. Подсев поближе к огню - его штаны уже начинали дымиться, - старик Крыленко не-чувствительной к ожогам рукой вытаскивал картошку из золы. Сидя перед чайником с кипятком, Янек заваривал «чай»: Пех передал ему свой знаменитый рецепт… Заседание открыл сам Пех.
– Товарищ Добранский! - торжественно объявил он.
Раздались аплодисменты. Пех решил, что настал подходящий момент для «гальванизирова-ния» публики, как на митингах в старое доброе время. Он поднял кулак, глубоко вдохнул и прокричал:
– Да здравствует единение и братство между народами! Да здравствует освободительная армия! Да здрав…
– Помолчи, Пех, - вежливо осадили его. - Сядь.
Добранский раскрыл свою тетрадь.
– Идея рассказа, который я собираюсь вам прочесть, возникла у меня, когда я перечитывал знаменитую балладу Пушкина: «Ворон к ворону летит, ворон ворону кричит».
– «Руслан и Людмила», - уточнил Пех, - два первых стиха! - Он вскочил и загорланил: - Да здравствует бессмертный гений народного русского поэта Александра Сергеевича Пушкина!
– Ложись, ложись! - попросили его. - Пех, марш в конуру!
Добранский сказал:
– Называется «На подступах к Сталинграду».
И стал читать:
Рассвет. Мало-помалу умолкают ночные лягушки, разлетаются в беспорядке последние летучие мыши, а из камышей медленно выходит цапля и проглатывает первую рыбешку. Над рекой появляются два старинных волжских приятеля - столетние вороны Илья Осипович и Акакий Акакиевич. Они медленно кружатся в утреннем воздухе и озабоченно изучают поверхность воды.
– Опять ничего, Акакий Акакиевич?
– Опять, Илья Осипович. Наверно, вы чего-то недослышали.
– Да нет же, окно было широко открыто, и громкий голос сказал по-немецки: «Официальное сообщение Восточной армии. Вчера наши войска под командованием генерала барона фон Ратвица, покорителя Гааги и одного из самых блестящих наших военачальников, достигли Волги!»
– Клянусь отчим гнездом! - забожился Акакий Акакиевич, сглатывая слюну. - У меня аж слюнки потекли.
На воде показались двое неряшливого вида субъектов, сидящих верхом на двух стволах засохших деревьев. Оба ствола кружатся в опасных водоворотах.
– Питц! - отчаянно вопит первый всадник. - Нам непременно нужно пристать к берегу!
– Zu Befehl!1- отвечает второй всадник, стараясь не шевелиться.
Мимо проплывает труп бывшего немецкого солдата Шванке из красивого балтийского городка Сассница. У него праздный, беззаботный вид, в зубах торчит соломинка, он лежит на спине с застывшим взором, очевидно, целиком поглощенный созерцанием неба. Однако от этого отрешенного взгляда не ускользают проплывающие мимо жертвы кораблекрушения. От удивления бывший солдат Шванке переворачивается и крепко цепляется за первый ствол.
– Эй! Карл Редер из Гамбурга! - кричит он на языке мертвых в сторону камышей. - Посмотри, кого я поймал!
– Чем посмотри? Задницей? - ворчит на том же языке бывший каменщик Карл Редер из Гамбурга.
Он отделяется от камышей и плывет вслепую, не разбирая дороги.
– Мне бы только добраться до тех двух гнусных куриц, сыгравших надо мной эту злую шутку!
____________________
1 Слушаюсь! (нем.)
Илья Осипович и Акакий Акакиевич смотрят на него с невиннейшим видом.
– Сюда! - милосердно руководит им его коллега, бывший солдат Шванке.
– Что там? - с интересом спрашивает каменщик Редер.
– Эй! Принцель из Маннгейма! - кричит Шванке. - Каннинхен из Любека, идите сюда! Угадайте, кого я поймал!
– Пусть меня повесят, - громко говорит совершенно голый субъект, неожиданно вынырнувший из воды, словно поплавок, - пусть меня повесят, если это не генерал барон фон Ратвиц собственной персоной, один из самых блестящих наших военачальников.
– Что касается повешенья, - откликается из камышей чей-то ворчливый голос, - мне кажется, дружище, тебе придется довольствоваться утоплением! Дайте-ка мне поближе подплыть… Ничего не вижу без очков! Donnerwetter!1 Если это не генерал барон фон Ратвиц собственной персоной, тогда меня зовут не Каннинхен!
____________________
1 Немецкое ругательство. - Прим. пер.
– Разумеется, тебя больше не зовут Каннинхен! - слышится в камышах сварливый голос. - И чем больше я на тебя смотрю, тем сильнее убеждаюсь в том, что даже у твоего сына другая фамилия! Я не сомкну глаз, пока не отыщу себе мягкий ил без раков… Что здесь происходит?
Над водой показались три четверти бывшего немецкого капрала.
– Смотрите, смотрите! Один из самых блестящих наших военачальников! Эй, вы, в камышах, на песке, в прибрежных ветвях и в подводных камнях, все, что от вас осталось, сюда!
– Только не говорите мне, что это Адольф Гитлер, - визжит фальцетом взволнованный голосок, - а не то я умру от радости!
– Ха-ха-ха! - хохочет почтенное собрание. - Ха-ха-ха!
Генерал барон фон Ратвиц, один из самых блестящих наших военачальников, яростно цепляется за ствол засохшего дерева. Он попал в водоворот. Вокруг него кружатся трупы бывших немецких солдат, хватаясь за ветки его «лошадки».
– Питц! - сердито кричит он своему адъютанту. - Отгоните от меня эти трупы. Они мешают нам двигаться вперед.
– Zu Befehl! - вопит побелевший от ужаса оберлейтенант Питц.
– Акакий Акакиевич! - торжественно восклицает ворон Илья Осипович. - Помните ли вы кисет, снятый моим покойным отцом с трупа одного французского генерала под Бородино? Ставлю его против ваших милых серебряных часиков, что у этого молодого лейтенанта не хватит смелости нырнуть в воду. Слово чести!
– Слово чести! - задорно принимает вызов Акакий Акакиевич.
– Ну что ж, meine Herren1, - обьявляет почтенному собранию бывший солдат Шванке, созерцая небеса своим ничего не выражающим взором. - Полагаю, на сей раз он у нас в руках. И этим вы обязаны мне!
– Прекрасно, Шванке! - хрипит бывший солдат Принцель из Маннгей-
____________________
1 Господа (нем.).
ма. - Мы готовы отблагодарить тебя рюмкой волжской водицы!
– Ха-ха-ха-ха! - хохочет почтенное собрание над этой весьма тонкой шуткой. - Ха-ха-ха-ха!
– В чем дело? - спрашивают возбужденные голоса в камышах, и со всех сторон всплывают останки бывших солдат бывшей Великой немецкой армии. - Gott im Himmel!1 К нам присоединился генерал барон фон Ратвиц!