Выбрать главу

С первого же дня, когда совсем еще подростком Пенелопа высадилась здесь, в устье Дуная, она почувствовала себя в тисках мелочной провинциальной жизни. Ее аристократические замашки, гордость, все ее поведение шокировали весь город. «И откуда, — спрашивали люди, — эта дворянская спесь и утонченные вкусы у бедной девчонки, да еще сироты?»

«С чего она задирает нос и то и дело прикрывает его надушенным платочком, будто по дороге со всех сторон несет вонью?»

«Откуда она взялась? Из какой семьи?»

Какой неведомый титул носила эта девица, оказавшаяся в маленьком порту в устье Дуная, среди провинциального и самого разношерстного общества?

Когда Пенелопа приехала из Константинополя, ей было шестнадцать лет. Многое рассказывалось шепотом про ее семью. Достоверно было известно только то, что ее мать, женщина редкой красоты, кинулась в отчаянии в Босфор, после того как ее бросил любовник, капитан парохода, уплыв в Аргентину. Пенелопе не было и восьми лет, когда ее взял на воспитание дядя, Иованаки Иованидис, переводчик при русском посольстве в Константинополе.

«Что это за цыганочка?» — спросил посол, беря девочку за подбородок, увидев ее как-то в канцелярии.

«Боже, какой прелестный ребенок!» — пришла в восторг княгиня, дородная супруга посланника.

Летом, когда наступала удушающая жара, посольство перебиралось из Перы в Терапию, где с Босфора дул освежающий ветерок.

В летней резиденции переводчику предоставлялось две комнаты, чтобы он был всегда под рукой, если этого потребуют дела канцелярии. Дядюшка гордился своей племянницей и всюду брал ее с собой. Этот удивительно развитый ребенок приводил в восторг весь дипломатический мирок в Терапии. Морские офицеры, служившие на кораблях великих держав, сажали ее на колени во время прогулок на лодках по Босфору, которые устраивались в лунные ночи. Живая и смелая девочка без всякого стеснения проникала всюду, словно все ее предки испокон веков принадлежали к высшему обществу и жили в такой же роскоши, какая царила в посольских дворцах.

Во время торжественных приемов девочка пробиралась через залы дворца и с замирающим от восторга сердцем застывала перед мраморной лестницей, устланной мягкими, кроваво-красными турецкими коврами. Лакеи в ливреях, обшитых галунами, в коротких панталонах и длинных чулках с серебряными подвязками, в белых перчатках, безмолвные и неподвижные, казались статуями.

Инстинктивная тяга к роскоши и блеску заставляла ее иногда подниматься наверх. Притаившись за бархатными портьерами, она с волнением наблюдала в щелочку за роскошно одетыми гостями, которые двигались при ослепительном свете канделябров. Ее приводили в восторг декольтированные платья, веера из страусовых перьев, кружева, броши, браслеты, жемчужные ожерелья, все украшения, сиявшие драгоценными камнями, и цветы, цветы повсюду. Музыка, невнятный гул разговоров, насыщенный ароматами воздух — все это опьяняло ее, завораживало, словно фантасмагория волшебного сна.

Из Одессы приехала Наташа, племянница русского посла, девочка на два года младше Пенелопы. Милая пышечка, невысокого роста, толстощекая, курносенькая, в белокурых кудряшках с голубыми, словно эмалевыми, глазами. Между ними было всего два года разницы, но Наташа была еще шаловливым ребенком, а Пенелопа уже красивой, эффектной девушкой.

Серьезная и сдержанная, Пенелопа, когда ходила и разговаривала, подражала манере взрослых, представляя собой идеальную маленькую копию женщины. С поразительной легкостью она копировала жесты старших, разыгрывала гаммы на рояле и на слух схватывала правильное произношение любого языка, обладая, как истая левантинка, этим природным даром.

Мадемуазель Перрен, гувернантка Наташи, старая, весьма педантичная швейцарка, была просто в отчаянии, что не может сдержать и научить правилам поведения маленькую русскую дикарку, которая вела себя скорее как мальчишка, а не девочка, и все время ставила ей в пример умненькую и послушную Пенелопу, с легкостью усваивавшую все великосветские манеры.

Едва ощутимая тень ревности часто возникала между этими столь непохожими друг на друга девочками.

Чтобы исправить педагогическую нетактичность гувернантки, жена посла никогда не забывала о Пенелопе, когда что-нибудь покупала для Наташи. Таким образом обе девочки ходили почти одинаково одетые.

На все экскурсии и прогулки по Стамбулу Пенелопу обязательно брали с собой.

Семейство посланника всегда сопровождал непременный телохранитель, огромный арнаут с длинными, свисающими вниз седыми усами, в расшитой золотом безрукавке, носивший за поясом ятаган и два пистолета.