Помимо предложений, касавшихся таких дел, которые требовали крупных капиталовложений, к американцу ежедневно обращались с просьбами о помощи реализовать различные изобретения и открытия, которые в самый кратчайший срок принесут ему славу, а вслед за этим и сказочные богатства.
Один механик, грек, хотел заменить пароходный винт турбиной собственного изобретения, которая вращалась бы с помощью водяного давления снизу вверх, используя закон, как он гордо говорил, открытый тоже греком, Архимедом.
Другой механик страстно увлекался авиацией. У него уже готова была модель специального аэроплана, который не только мог летать по воздуху, но и передвигаться по воде и по суше. Механику необходим был только мотор. Весь корпус он построил сам, а на крылья, обтянутые шелковой материей, было пожертвовано подвенечное платье жены.
Были и румыны, которые обращались с просьбой о помощи.
Господин Ефрим Гылтан, учитель, тщетно предлагал Морскому штабу свое оригинальное изобретение.
«Весьма прискорбно, хотя это и правда, — писал он с возмущением, — что румына в его родной стране не поддержали, и он вынужден обращаться к благородному иностранцу…»
Никому неведомо, каким образом запала в голову Гылтана мысль заменить на лодках и шлюпках весла и винты металлическими рычагами на шарнирах, которые копировали бы движение лап плавающей лягушки.
Один санитарный агент, известный в порту под кличкой Брехун, который занимался дезинфекцией и уничтожением крыс на пароходах, прибывших из зараженных портов, утверждал, что он изобрел нечто вроде дезинфекционной паровой установки и его аппарат лучше, чем клайтоновский; в две минуты он может уничтожить не только всех мышей на пароходе, подозреваемом в том, что он заражен чумой, но и всех блох и клопов, «независимо от возраста».
Группа греческих лодочников, основавшая общество взаимопомощи под покровительством святого Николая, в надежде на щедрые ежегодные вклады американца, обратилась к нему с просьбой оказать им честь и стать его председателем.
Какой-то художник, приехавший в город к родственникам, хотел нарисовать масляными красками портрет американца в натуральную величину и просил денег на материал.
Некий репортер из Брэилы явился специально для того, чтобы собрать биографические сведения и дать в своей газете интервью и фотографию американца.
Американец научился все выслушивать с ангельским терпением. Он молчал, храня на губах загадочную улыбку египетского сфинкса.
Одни выходили из себя, пытаясь убедить его и твердо веря в успех изобретений, созданных их творческим умом. Другие уходили, проклиная скаредность этой старой, хитрой и скупой лисы.
Но когда он пытался откровенно сказать, что никаких денег у него нет, никто не желал ему верить. Все утверждали, что суммы, которые просили они, в переводе на доллары смехотворно ничтожны для человека, вернувшегося из Америки.
ГЛАВА V
А какую сенсацию произвела во всем городе Эвантия!
Где бы она ни появилась — на улице, на набережной, на пляже, — повсюду она привлекала всеобщее внимание, как экзотическое существо редкой породы.
У нее была тонкая, гибкая фигура. И хотя она была еще почти девочкой по возрасту, она уже совсем сформировалась: это южное растение взросло на плодородной тропической почве.
Эвантия обладала какой-то диковатой красотой: кожа у нее была шоколадного цвета, глаза фосфоресцировали, как у кошки, черные волосы, жесткие и вьющиеся, отливали синевой.
На пухлых губах вишневого цвета вечно блуждала детская, наивная улыбка. Когда же она смеялась, обнажался ряд блестящих, белых, мелких, как у волчонка, зубов. Одевалась она с причудливым изяществом: завернувшись в кусок индийской ткани желтого или красного цвета, она вместо шляпы искусно сооружала из золотистого шелка с зеленой каймой похожую на тюрбан повязку, концы которой, вздернутые, словно рожки, покачивались при каждом ее шаге.
Когда она шла по набережной к пляжу, освещенная золотистыми лучами осеннего солнца, все взгляды устремлялись только к ней. Жадные глаза разглядывали ее из окон контор. С мостиков пароходов, выстроившихся вдоль набережной, на нее направлялись бинокли. Любопытные женщины и завистливые девушки следили за ней из-за занавесок своими ревнивыми глазами. Старики и юноши, которых она, сама того не зная, лишила сна, с тайным вожделением разглядывали ее.