Забастовка в порту утихла. Американец нигде не мог пристроиться на работу. Жалкий, одинокий, стоял он на краю набережной, глядя на мутные воды, катившиеся к морю. Хотелось курить, и, чтобы обмануть себя, он сосал потухшую трубку. Табак уже подходил к концу, а в кошельке не оставалось ни одного доллара.
Он поджидал Ахилла, который пообещал устроить его на работу на пассажирской пристани. Отвергнутый всеми родственниками, оставшись безо всякой поддержки, американец с подобострастием слушал своего двоюродного брата Ахилла, оказавшегося единственным, кто протянул ему руку помощи, — из сочувствия или по расчету?..
Ахилл помахал ему с дебаркадера рукой, чтобы американец шел к нему.
— Послушай, Никола, у меня есть хороший план, как тебе заработать на хлеб. На пограничном посту есть лодка. Хозяина у нее нет. Попроси ее в комендатуре.
Американец, слушавший его, опустив голову, вдруг поднял глаза и коротко спросил:
— А почему ты сам до сих пор не попросил ее?
— Потому что мне бы ее не дали. Ты единственный человек, которому комендант даст лодку, если ты попросишь. А когда она будет в наших руках, мы возьмемся за дело. Слушай меня, Никола: грек с головой на плечах не пропадет с голода в этой стране. — И Ахилл приставил палец ко лбу, а его толстые губы сложились в многозначительную улыбку. Свой план он изложил только наполовину.
На пассажирской пристани артель грузчиков не формировалась каждый день. Здесь была постоянная группа греков и румын, которые дружно работали вот уже несколько лет. Толстогубый Ахилл, по прозвищу Арап, обладал некоторой властью над всей артелью. Как старшина грузчиков на пассажирской пристани, он вел переговоры о ценах на разгрузку товаров.
Рано утром, до прихода остальных рабочих, Ахилл привел американца на дебаркадер, и они принялись скатывать на берег какие-то бочки.
Через полчаса появились и другие рабочие. Недовольные и злые, они смотрели на американца, который делал вид, что ничего не замечает. Но достаточно было начать одному: «Эй, Арап, разве мы договаривались, чтобы ты приводил на работу всех своих нищих родственников?» — как сразу же все загалдели:
— Гнать его! Гнать его в шею!
— Не примем чужака! Не нужны нам каторжники! — громче всех надрывался один из грузчиков.
Ахилл обернулся и презрительно посмотрел на него мутными от ярости глазами.
— Только тебе и кричать! Сам два года отсидел в тюрьме! Нахальная твоя рожа!
— А я никого не грабил, людей не убивал. Я на воде попался, а это наше ремесло. А вот ты как присвоил себе право делать здесь, что хочешь?
— И что у вас за сердце? Чтобы бедному человеку не дать заработать на хлеб? — вкрадчивым голосом еще раз попытался Ахилл урезонить грузчиков.
— Гнать его! Гнать! Ого-го! Улю-лю! На каторгу!
— В воду его! — сквозь грозный ропот прорезался чей-то голос, и широкоплечий грузчик бросился к американцу, чтобы столкнуть его с дебаркадера в реку. Ахилл схватил его за руку, и они сцепились между собой.
Брань, толкотня, суматоха. Увидев, что его стиснули со всех сторон, американец сжался и вдруг молниеносно выхватил из-за пояса нож. Грузчик, схвативший американца за грудь, в испуге отступил назад. Сразу же все отхлынули от ощетинившегося, пришедшего в ярость старика. Глаза у него блестели, как у загнанного зверя. Он замер, готовый в любое мгновение нанести удар. Грузчики угрожающе галдели, но ни один не решался приблизиться к американцу. На его обнаженной груди под клочьями разорванной рубахи отчетливо были видны фиолетовые полосы, проступавшие на белой коже, — это была татуировка, порядковый номер каторжника.
— Поглядите на него! — показал пальцем один из грузчиков. — У него клеймо на всю жизнь. Вон он на груди, номер каторжника.
— На каторгу его! На каторгу! — завопила толпа зевак, собравшихся перед дебаркадером.
Прибежал часовой и прикладом разогнал толпу. Столкнув грузчиков с дебаркадера на берег, он повел их в комендатуру, где должно было состояться разбирательство.
ГЛАВА XIV
Уйдя из дома Стамати, Никола Марулис с дочерью поселился в гостинице. Но жизнь была слишком дорогой, и через несколько дней они перебрались в домишко на окраине города. Немногие деньги, вывезенные из Америки, таяли прямо на глазах. С тяжелым сердцем старик обменял последние доллары.
Отцу и дочери нужно было жить. Они тщетно искали средств к существованию.
Ничего, никакой помощи ниоткуда. Все их избегали. Повсюду они натыкались на пренебрежение, насмешки и ненависть. Американцу не могли простить, что он обманул столько надежд. Именно те, кто раньше был ближе всего к нему, теперь проявляли наиболее открытую вражду, словно их снедала жажда мести к грабителю, некогда обобравшему их.