Елена Саринова
Евсения
За 18 лет до последующих событий…
— На ней стоит печать иного пути. Для дриад-полукровок такое — крайняя редкость, — с улыбкой глядя на младенца, вздохнул мужчина. — Даже имя ее, Евсевия, «чужестранка», пришло к нам извне. И давая его, мы уже обрекаем свою дочь на вечный поиск, — поднял он глаза на волхва. — Береги ее, хотя бы до того момента, когда наступит «нужный час».
— Да что там могут навещать эти дубы? — волхв явно не разделял патетики своего собеседника. Однако еще раз внимательно пригляделся к девочке, в этот момент, зевающей во весь рот. Мужчина же, в ответ, горестно хмыкнул. А потом запрокинул глаза к верхушкам деревьев:
— Лесные тропы, дворцовые коридоры, улочки городов и даже… Но, не это главное. Главное, что путь свой она должна пройти не одна. И лишь тогда он закончится светом… Угост, ты узнаешь того, кто за ней придет.
— Тоже — по печати? — откровенно оскалился волхв.
— Нет. У мужчины в руках будет символ его народа…
Волхв, с младенцем на руках, еще долго смотрел вслед мелькающей меж деревьев мужской спине. А потом, развернувшись, направился назад, к своему озеру:
— Предсказания, иные пути. Ересь для слабых и слюнявых. Судьбу можно обмануть. Так ведь… Евсения?
Ребенок в ответ промолчал. Он был занят — тонкая горячая струйка, смочив рукав волховецкой рубахи, щедро оросила траву заповедного леса…
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. Лесными тропками…
ГЛАВА 1
— … да и среди равнин тех среброко-лы-ша-щихся и курганов степными ветрами нежно обло-бы-зо-ванных живут эти гордые создания, сами себя именуемые потомками древнего рода эллинов, мне же издали привидев-ших-ся обычными конями. Уф-ф, — облегченно выдохнула я, дотащившись, наконец, до точки в этом длинном, как улица предложении и с опаской подняла глаза. — Всем всё… понятно?
— Не-а… — да кто ж сомневался то?!
— Осьмуша, что именно?
— Так-то «алени» были або жеребчики? Або вообще незнамо какой кудесный зверь? — недоуменным басом отозвался щуплый веснушчатый мальчонка и нетерпеливо заскреб коленки.
— Не олени то, а эллины — люди древние из предтечного мира. Мы про него уже читали. А конями они рыцарю привиделись, потому как похожи на них… снизу… и ногами. Хотя, называются на самом деле кентаврами. Хотите картинку покажу? — с готовностью предложила я и обвела глазами озадаченные ребячьи лица… Да чтоб я еще хоть раз в руки эту зубонойную епистолию(1) взяла.
— О-о-ой, — сложила губы свистулькой Галочка и ухватилась пухлыми пальчиками за косу. — Чёй-то страшно на такое смотреть. Вдруг, примерещится потом.
— Примерещится, говоришь? — уже внимательнее всмотрелась я в тусклый книжный рисунок. «Кудесный зверь» на нем стоял, широко расставив свои ноги-копыта и выгнув коромыслом мускулистую грудь, на которой вместо лошадиной сбруи красовалась большая круглая бляха на цепи. Прямо как у нашего многочтимого порядника(2) Вила, когда он «дорогих» гостей встречает. Мощные же свои руки кентавр подбоченил и голову вскинул, хотя лучше б наоборот, отвернул. Потому, как голова его, да и лицо, на человеческие мало походили: со свиными лохматыми ушами торчком, жеребячьей челюстью и большими глазами навыкат. А вот волосы… или все ж грива… Да, грива она и есть, хоть и за длинные уши заправленная. И такое, если примерещится… — Ну, как знаете, — с трудом оторвалась я от грозного жителя порубежной с Ладменией Тинарры.
— Да ты трусиха, Галка! Тебя и гУсенка на капустном листе испужает, не то, что… Евся, дай ко мне глянуть, — закончил речь Осьмуша, и выпятив свои тощие мослы под просторной рубахой не хуже рисованного кентавра, поднялся со ступеньки.
За ним следом повскакивали со своих мест и остальные трое, коим сидеть после таких слов принадлежность к мужскому роду не позволяла. А девчонки — «трусиха» Галочка и две ее смирные подружки так и остались на крыльце тянуть шеи. Все же могучая сила — любопытство.
— Да, извольте, храбрецы… — сунув в первые подставленные ручонки отвратную книженцию, я с удовольствием и сама встала с табуретки, а потом блаженно потянулась…
Месяц «изок», что в переводе с языческого, означает «кузнечик», а на ладменском государственном именуется июнем, нахлынул в наши края этими самыми неугомонными насекомыми, слышными сейчас отовсюду. Да еще трескотней крыльев стрекоз. И запахом молодых трав и теплым ветром, гуляющим по их верхушкам и шелестящим девственно зеленой, еще клейкой, не припорошенной летней пылью древесной листвой. Да и все, кажется, вокруг, сейчас пело, славя лишь набирающую соки жизнь, разворачивающуюся вместе с новым годовым циклом. По просторному двору неспешно гуляли пестрые куры, косясь глупыми глазами то на устроивших гомон у крыльца ребятишек, то на стружки, кружащие над ссохшимися напольными досками в воздушных вихрях. Серая кошка, свесив с амбарной стрехи лапы, лениво дремала, не обращая внимания на воробьев, устроившихся почистить перья на уличной изгороди. А из двора напротив ветер, как весевой сплетник, порывами приносил тихое женское пение. И какая теперь была разница, кто из местных богов всему этому благолепию покровительствует? Если тихая радость и покой, не бывавшие в моей душе уже очень давно, принадлежали сейчас только мне…