Наш внутренний мир не расширяет своих бескрайних пределов, если мы выражаем свои мысли так, чтобы они были доступны для понимания других. Даже если мы их записываем. Этим мы в лучшем случае обозначаем то, что уже освоено нашим разумом. Точно так же не расширятся границы Вселенной, если размышлять над ее бескрайностью или же писать и говорить об этом.
Под безграничностью нашего внутреннего мира я понимаю отнюдь не безграничность вмещаемых в нем знаний. Напротив: она проявляется в том, что (не говоря уже о неограниченном многообразии наших чувств) даже малая толика знаний способна породить несметное число мыслей, подтолкнуть к выводам, создать фантастические миры и образы. Зачастую даже во сне. А бывает и так: в состоянии бодрствования мы не отдаем себе отчета в этой творческой деятельности разума, и ее результат «осмысливается» во сне. А есть и такое, что можно извлечь из бесконечности нашего внутреннего мира лишь с помощью специалистов.
Меня не слишком занимают вопросы, существует ли связь — мистическая или же посредством неведомых нам физических излучений — между нашими индивидуальными внутренними мирами. Теоретически все индивиды, существующие в одном и том же измерении — скажем, в мире мыслей, — могут существовать только лишь в одной и той же бесконечности. Возможно, именно в этом и заключается для нас волшебство трансцендентного: это и есть то бесконечное пространство, где все мы едины.
Ограниченность нашего сознания и безграничность подсознательного
Итак, я убежден, что в богатстве нашего подсознания, нашего внутреннего мира разница между людьми гораздо меньше, чем можно было бы подумать, исходя из сознательных проявлений разума. Вот только один пример. Наши мысли формулируются на каком-либо языке, чаще всего на родном. В моем случае этот процесс раздвоился. О своих исследованиях мозга и глаза, которые я проводил в Америке и Англии, я и по сию пору всегда думаю на английском языке, в то время как обо всем прочем — на родном венгерском. В то же время бывает и так, что люди, вынужденные общаться на неродном для них языке, формулируют свои мысли, испытывая воздействие структурных особенностей этого чужого языка. Пожалуй, именно поэтому языком, наиболее подходящим для философских работ, многие считают немецкий.
А вот в подсознательном мире мы обращаемся с информацией абсолютно непостижимым образом, если вообще этот процесс можно назвать обработкой информации. Однако можно быть уверенными в том, что даже используемый в разговорной речи язык не является единственным коммуникативным посредником между центрами мозга. На это указывает тот факт, что животные, обладающие мозгом, весьма сходным с нашим, но в отличие от человека лишенные дара речи, тоже оказываются способны к решению проблем, не объяснимому инстинктивными реакциями и требующему умственных функций; есть и другие признаки, указывающие на наличие умственных и эмоциональных мозговых механизмов, аналогичных нашим.
На мой взгляд, разница в сознательных и подсознательных функциях мозга подобна различию между видимой, поверхностной оболочкой тела, соприкасающейся с внешним миром, и совокупностью внутренних органов. «Внешние» отличия очень разнообразны и легко распознаваемы, точно так же, как отличаются друг от друга люди с бархатистой или шершавой кожей и с разным ее цветом: белой, желтой, красноватой и темных оттенков вплоть до черного. Люди отличаются также цветом глаз и волос, но все это поверхностные различия, а если взять здоровых индивидов примерно одинакового возраста, то даже специалисты вряд ли углядят разницу в их внутренних органах.
Под кожей все мы одинаковы, говорили поборники расового равенства в Америке, когда цвет кожи во многих южных штатах (а в сфере общественной жизни — во всех) ставил непреодолимые барьеры между миллионами людей. Это внутреннее сходство не случайно, ведь функции наших органов одинаковы независимо от того, к какому климату пришлось адаптироваться нашим пращурам.
Но если думать, будто мир подсознательного несравненно больше и богаче сознательного, не следует ли в таком случае стремиться к тому, чтобы поднять до сознательного уровня как можно большую часть области подсознательного? Нет, не следует. Лично я давно, еще во времена моей научной карьеры, стремился к обратному (что сопряжено с большим риском): ограничивая сознательное мышление, уступать как можно больший простор подсознательным механизмам. По-моему, мне это удалось, и даже чересчур хорошо. Я заметил, что с течением времени все реже стал получать ответ на поставленные вопросы сразу же — возможно, потому, что, как правило, отвергал первые, спонтанные ответы. Но затем, часы или дни спустя, сознание вдруг получало один за другим ответы — порой весьма неожиданные, но, как правило, вполне обоснованные.