Помимо того, я считаю допустимым, чтобы институтами эвтелии, деятельностью вспоможителей и проблемами умирающих, включая гарантию максимального уважения к конституционному праву человека на самоопределение, занимался омбудсмен. В любом случае организованная эвтелия способна обеспечить куда более эффективную защиту от злоупотреблений, чем нынешний запрет эвтаназии, проводимой нелегально, или же открытый произвол, к которому может привести легализация ныне действующей практики.
Однако следует опасаться и другого. Если закон об эвтаназии, направленный на ограничение злоупотреблений, будет принят прежде, чем произойдут изменения в общественном сознании в духе идей эвтелии и будут подготовлены кадры профессионалов, это неизбежно приведет к излишне строгим бюрократическим процедурам как для врачей, так и для пациентов, вынудив к действиям в обход закона, то есть по сути ничего не изменится. Я имею в виду прикованных к постели больных. В этом случае необходимо будет составить прошение в присутствии нотариуса (который не всегда способен квалифицированно разобраться в специфической ситуации), проверить обоснованность ходатайства, провести всякого рода консультации и… ждать, возможно, целый месяц. А страждущему, как известно, даже месяц ожидания кажется целой вечностью.
Не поможет легализация эвтаназии и в случае, если старикам и больным будут угрожать бюрократические хождения по мукам, опостылевшие за всю жизнь: заполнение анкет и бланков трясущейся рукой, да еще со слабым зрением. В особенности если некому помочь. Может ли рассчитывать на врачей и сиделок тот, у кого нет родных? Гораздо вероятнее, что сыщутся врачи, которые во избежание длительных административных процедур, по-прежнему отдадут предпочтение какому-то иному, не связанному с бюрократической волокитой способу негласно спровадить больного на тот свет. Более того, если общественное примирение с эвтаназией ослабит внутренние запреты, то не исключено, что практика скрытой эвтаназии обретет еще более широкое распространение.
Не сомневаюсь, что в ближайшие годы будет вынесено на обсуждение множество законопроектов, пытающихся скорректировать нынешнюю ситуацию, когда медицина в своем развитии намного опережает юриспруденцию. Поразительно, однако, что занимающиеся этим вопросом лица часто ссылаются на пример Бельгии или Голландии, притом не как на предостерегающий пример недоработок закона. Велика опасность, что создаваемые в нынешней атмосфере страхов и предрассудков законы лишь увеличат возможность злоупотреблений (и бюрократических барьеров с целью воспрепятствовать оным) в ущерб и без того оттесняемым на задний план принципам сострадания, гуманного мышления и возвышенных ритуалов.
Разумеется, можно ввести законы, которые превратят помощь в смерти в обезличенный акт, ужаснее практикуемой ныне «пассивной» эвтаназии, и придадут злоупотреблениям еще более общий характер. Ну а в целях избежания последних — воздвигнуть столь унизительные бюрократические препятствия, которые не преодолеть даже человеку в расцвете сил. Можно учредить комиссии по вопросам эвтаназии, где ходатайства больных станут удовлетворять или отклонять лишь на основании прилагаемых анализов, ни разу не увидев просителя и не побеседовав с ним. Можно создать приборы с дистанционным управлением, и тогда достаточно будет простого нажатия кнопки, чтобы реализовать решение комиссии. Нетрудно представить себе подобные фантасмагорические ситуации, но книга моя о другом: я пытаюсь найти такой путь ухода из жизни, при котором сохранится наше человеческое достоинство и станут глубже чувства не только уходящих, но и остающихся жить.
Если закон об эвтаназии будет введен в нынешней обстановке пренебрежительного отношения к проблеме и многовековых предрассудков по отношению к смерти, он разве что обеспечит декриминализацию подпольной деятельности медиков по ускорению смерти. Иными словами, такой закон не способен привести к существенным изменениям и сделать нашу жизнь более приемлемой, умиротворенной, а то и более счастливой.