— Анна?
Она в ответ смогла только кивнуть. Он заулыбался:
— А я, если помните, — Рува. Месяц как приехал. Всех о вас спрашиваю, но никто ничего не знает. Как в воду канули. Что Миша?
— Миша уже три года как сидит — за хулиганство…
— За хулиганство? Здесь?
— Нет, там, конечно…
— А вы, значит, тут? Одна? — немного растерянно спросил он. Анна кивнула. — Вот меня друг ведет в какую-то знаменитую шашлычную. Все никак не могу запомнить, как она называется.
— «У Нисима», — подсказал приятель.
— Да, у Нисима. Вы-то ее, конечно, знаете. Так пойдемте с нами, расскажете, как вы тут живете? — он сделал движение, чтобы забрать из рук Анны ее пакеты.
О таком продолжении она не могла и мечтать. Она расскажет о себе, о Мише, узнает — где он? что он? Мысли вихрем мелькали в голове, но Анна помимо своей воли уже отрицательно мотала головой и, ужасаясь самой себе, слышала, как ее губы произносят:
— Нет, сегодня, к сожалению, не могу. Должна вернуться домой до шабата. Я обещала…
«Что я делаю? Идиотка проклятая! — кричало все внутри нее. Кричало и молило: — Может, он еще раз предложит? И тогда я соглашусь…»
— Что ж, значит, в другой раз. Уж тут мы не потеряемся. Вы запишите мой телефон. Хотя нет, вы же первая ни за что не позвоните. Давайте лучше я ваш запишу. У тебя найдется, на чём и чем записать? — обратился он к приятелю.
Анна пролепетала свой номер, и поплелась к автобусу, кляня себя последними словами, нисколько не сомневаясь, что Рува не позвонит. А они отправились кутить к неведомому Нисиму.
Но через три дня он позвонил.
Анна уже знала, куда поведет Рувима при встрече. Конечно же, в Старый город. Она была там лишь пару раз и плохо ориентировалась. А куда же еще, как не к Стене плача, к храму Гроба Господня?..
Но они быстро поменялись ролями. Гидом оказался Рува, а ей оставалось лишь его слушать. Как? Он же никогда тут не был, а подробно рассказывает ей о Храме, об его истории? Вдруг потащил ее куда-то в сторону, заявляя, что тут должен быть алтарь, принадлежащий Коптской церкви. И тут же отыскал. Потом они случайно забрели в армянский квартал. И он снова рассказывал, откуда здесь армяне, объяснил основные отличия грегорианской церкви от русской православной. Потом, когда они вышли из Старого Города, Рувим предложил посидеть в кафе.
Анна, памятуя, что он в Израиле без году неделя и, стало быть, денег у него нет или почти нет, сказала:
— Хорошо, но я вас приглашаю.
— Э, нет! — запротестовал Рувим. — Еще не родилась та дама, которая будет платить за меня в кафе. Да и за себя тоже. Роскошествовать мы не будем. Но на кофе я наскребу. Так что без споров, пожалуйста. Зато на вас — переговоры с официантами. Договорились?
Кафе долго искать не пришлось. На Яффо, главной улице Иерусалима, их было множество. Они уселись за столиком на улице, под парусиновым тентом. Рувим закидал ее вопросами. Как она чувствует себя в Израиле? Стал ли он для нее своим? Что за люди ее окружают? Как у нее с языком? Как с работой?
Анна, как могла, отвечала. Рува признался, что он здесь второй месяц, но все еще пребывает в растерянности. И с каждым днем эта растерянность становится лишь сильнее. Он совершенно не представляет, чем может тут заниматься и, если честно, не очень-то себя здесь видит. Его иногда охватывает страшная тоска. Хотя он готовил себя к вечному расставанию с друзьями и с любимыми местами в Москве, но уже очень сильно по ним скучает. А что дальше будет?
Тут Анна вспомнила, что говорил ее начальник на работе. Он родился в Венгрии. Еще юношей вместе с отцом (два крохотных осколка некогда большой семьи — все остальные погибли в концлагере) он приехал сюда в начале 50-х. Он часто повторял слова отца, сказанные им сразу по приезде: «Эмиграция — это маленькая смерть».
— О, как точно! — восхитился Рувим. — Именно смерть. Только, пожалуй, не такая уж маленькая. Ведь прежняя жизнь закончилась. И дальше — полная неизвестность. Кто-то окажется в раю, для кого-то все обернется адом.
Он замолчал, а потом спросил: