— Сделай так, чтобы все обошлось!
— Нет, так нельзя! — ужаснулась она. — Ох, я не знаю, как к Тебе обращаться и что говорить. Но ведь ты и так всё понимаешь? Пусть все будет хорошо. Если так уж надо, если нельзя иначе, без жертвы — пусть это случится со мной. Все, что угодно — но со мной! Только не с ним. Ну, пожалуйста… — молила она.
Но молитва не помогла. То ли Он не любит, чтобы с ним разговаривали в приказном тоне, то ли по обыкновению в самый критический момент «сокрыл лице свое», то ли Его попросту нет, но через неделю их пригласили для беседы. Тот же врач сообщил им диагноз — опухоль мозга. Она вдруг стала часто-часто дышать, как дышат, когда воздуха не хватает. Врач встревожено поглядел на нее и налил стакан воды. Анна жадно пила, чувствуя, как зубы лязгают о стекло. Рува, напротив, выглядел очень спокойным, и только Анна могла расслышать необычные нотки:
— А что дальше?
Врач сказал, что надо не откладывая, начать сеансы облучения. А там посмотрим, как поведет себя опухоль, как отреагирует на облучение. Не исключено, что потребуется операция. Но это не раньше, чем через два-три месяца.
— Значит, эти месяцы у меня есть? — все так же тихо спросил Рувим. Анна догадалась, что он думает о том, успеют ли они за этот срок закончить перевод новой, четвертой книги.
— Есть, — ответил доктор. — Может, и больше.
Удивительно все-таки устроен человек! Всего несколько дней назад Анна молилась, чтобы все обошлось, но сейчас от этих слов врача она ощутила внезапную и огромную радость.
— Три месяца — это же море времени. Целая вечность!
На следующее утро они пришли в отделение лучевой терапии, где женщина в белом халате долго изучала результаты томографии, чтобы определить интенсивность облучения, число и частоту сеансов.
Эта женщина, Вера, по стечению обстоятельств оказалась моей доброй знакомой. Многое из того, что потом происходило, я знаю с ее слов. Она была физиком, а не врачом. Ведь эти сложнейшие лучевые приборы надо было как-то калибровать, подбирать правильную дозу.
Врачи пытались нанести болезни такой удар, чтобы она, пусть и временно, отползла, как раненный зверь. Сеансы облучения проходили ежедневно. Рувим понимал, что с каждым сеансом пока еще незаметно, но необратимо выжигаются клетки его мозга. Но ему хватало мужества шутить по этому поводу:
— Что, доктор? Сколько сеансов потребуется, чтобы я превратился в растение?
Вера ужасно терялась, но пыталась, игнорируя главный его вопрос, увести разговор в сторону, отвечать ему в тон:
— Зачем вы дразнитесь? Я же сто раз вам говорила, что я не доктор.
— Нет, — возражал он. — Вы доктор, и притом самый лучший. Вы просто чеховский земский врач. Только с вами я могу поговорить. Остальные вечно заняты. А что для нас, всегда недовольных пациентов, самое важное? Человеческий разговор о наших болячках.
Однажды вечером у Веры дома раздался звонок. Это была Анна, и была она не в себе. Плакала, умоляла помочь, кричала бессвязное. В конце концов, трубку взял Рувим. Своим обычным тихим голосом он объяснил, что происходит:
— Понимаете, у меня довольно неприятные ощущения. Словно мой мозг поднялся, как тесто, и давит на череп. И, кажется, вот-вот раздавит его и выплеснется наружу. Можно ли что-то сделать?
— Это отек! Отек мозга! — закричала Вера. — Я позвоню нашему заведующему. Потерпите пару минут. Сможете?
— Смогу.
Вера бросилась звонить. К счастью, тут же дозвонилась.
— Да, это отек. Пусть немедленно примет сразу 10 дневных доз своих таблеток. Должно помочь. Если нет — скорую срочно. И держите меня в курсе.
Вера перезвонила Анне, та отказывалась:
— Это же сумасшедшая доза! Он не выдержит!
Снова трубку взял Рувим.
— Да, сейчас приму, — все так же спокойно сказал он. — А что делать, если не поможет?
— Поможет. Должно помочь. Я через каждые десять минут буду вам звонить.
Тогда все обошлось. Уже через час Рувим сказал, что боли исчезли, и он чувствует себя как прежде…
Они приходили в больницу каждый день. Казалось, Анна заговаривается.
— Ничего, ничего, мы успеем. Вот увидишь, успеем. Ведь время еще есть. Есть же время? — говорила она, словно бредила, обращаясь даже не к нему, а сразу ко всем, кто находился рядом. Они не понимали, о чем она, но ободряюще кивали. Мол, да, успеете. Время еще есть.
После каждого облучения Рувим все сильнее слабел, его постоянно тошнило. Но вот что бросалось в глаза и поражало даже опытных, повидавших всякое врачей — он ощущал слабость, и Анну шатало, у него подступала тошнота, и ее тут же рвало. Ее тело будто превратилось в прибор, улавливающий и отражающий его состояние. Или в зеркало. Стоило на его лице появиться гримасе боли, как тут же — разве что с секундной задержкой — такая же гримаса появлялась и на ее лице. Даже в тех случаях, когда она на него не смотрела.