— Обратный билет до Цюриха нужен?
— Нет, мне в одну сторону, — ответила Анна.
Девушка за кассой чуть задержала на ней взгляд и сказала, махнув рукой в сторону эскалатора:
— Мадам, спуститесь на этаж ниже. Поезд на Кюсснахт отходит через 10 минут. Без пересадок. Приятной поездки…
Народу в вагоне было мало. Поезд почти незаметно тронулся. «Вот и на Швейцарию погляжу», — подумала Анна, уставившись в окошко. Но погода не располагала. Было сыро, пасмурно, серо. Наползавший туман скрывал альпийские виды. «Того и гляди дождь начнется, — вдруг обеспокоилась она. — А я, клуша, зонтик забыла!» Да, депрессивная погодка. Больше Анна в окно не смотрела, задумавшись вдруг об имени городка, в который направлялась. Küssnacht. Странно, она его и от Рувы слышала и даже сама им письмо писала, но считала, что это случайное сочетание букв. Оказывается, нет. Кюснахт — это же «ночной поцелуй». Название для бульварного романа. А вот в повелительном наклонении уже лучше — «Поцелуй ночь!» А если с деепричастным оборотом: «Целуя ночь»?[2] Да, для бульварного чтива отлично подойдет. И для… моей ситуации… тоже… Эти мысли отвлекли Анну, так что она и не заметила, что поезд стоит в Цюрихе. Она взглянула на часы на табло в вагоне, и как-то отрешенно подумала: «А до похорон еще час остался». Но тут же приказала себе: «Нет, об этом не думай!» Поезд снова покатил. Вот показалось знаменитое озеро. Но и оно в этом тусклом свете больше похоже на скучную асфальтовую дорогу.
«Так бы ехала и ехала. И куда он спешит?» — Анне хотелось затормозить поезд. И время, заодно — «нет, еще далеко — целых четыре, три, ну, пусть уже только две остановки. Все равно еще долго». Чем ближе был конечный пункт, тем тревожнее билось сердце. Надо же, тело еще пыталось сопротивляться принятому решению.
Но вот на табло появилась надпись Küssnacht. Двери раскрылись, и Анна вышла на почти пустой перрон, тут же увидев молодого человека с картонкой, на которой было по-русски написано ее имя. Правда, с ошибкой — одно «Н» вместо двух. Он как-то скептически на нее поглядел («должно быть, удивился, какая неухоженная дама…»), подхватил из рук чемоданчик и повел с перрона, произнося какие-то дежурные фразы на ужасающем английском. Дождя, к счастью, не было.
— Вы местный? — осторожно спросила она.
— Нет, из Косова. Знаете такую страну? — впервые улыбнулся он и добавил: — Но я уже десять лет в Швейцарии.
Косовар распахнул перед ней дверцу машины, и они поехали. Клиника (или как ее называть — фирма? отель?) располагалась вверху на холме. Дорога заняла всего несколько минут, и все это время он увлеченно рассказывал о своей замечательной родине. Они успели стать чуть ли друзьями, когда машина остановилась у ограды, за которой виднелись деревья. Сквозь них Анна увидела трехэтажное шале со срезанной крышей, чем-то напоминавшее гостиницу в Австрии, где они с Рувой останавливались несколько лет назад. «Как миленько!..»
Косовар довел ее до самой стойки и, уходя, дружески помахал рукой. Портье что-то проверил в своей книге, попросил ее заполнить коротенький циркуляр и вручил ключ от номера. Находившийся рядом служитель тут же подскочил, подхватил чемоданчик и повел по мягкому паласу. «Номер 32, — отметила Анна. — Как год моего рождения».
Анне померещилось, что в комнате пахнет елкой. Она даже стала озираться вокруг, хотя какая елка в октябре? Но запах был. Он исходил от высокой вазы, в которой стояло несколько белых хризантем, чьи лохматые шары были похожи на морды грустных пуделей. Они вдруг напомнили ей того страшного волосатого человека из школьного учебника по биологии. Из каких-то неведомых глубин памяти всплыло его имя — Андриан Евстахиев. Только он был черный, а хризантемы белыми.
За окном сгущались сумерки. Наступал вечер. Вскоре в дверь постучали.
— Войдите, — сказала Анна.
Вошел здоровенный румяный парень, спросивший по-русски:
— Чего желает госпожа заказать на сегодня и завтра?
— Сегодня ничего, а завтра — можно осмотр достопримечательностей?
— Да, — ответил парень, что-то помечая в блокноте. — В какое время желаете начать экскурсию?
2
Дотошному читателю, возможно, будет интересно выяснить исторические корни названия того места, где закончилась жизнь Анны. Во времена Римской империи тут располагалось большое подворье, которое на алеманнском наречии (алеманнский диалект распространен в Швейцарии, на юге Германии, на западе Австрии и в Лихтенштейне) звучало как «Chussenacho»» (Хуссенахо в русской транскрипции). Во времена Наполеона местечко называлось Кюсснах. Свое нынешнее поэтическое название оно приобрело только в 1851 году. Но Анна об этом, понятно, не знала.