Летом после танцев кавалеры провожали своих подруг до парка Победы, что был неподалеку. Девчонки из общежития строгостью нравов не отличались и были готовы на все, чтобы урвать свою толику бабьего счастья. Обычно они возвращались в общагу усталые, довольные, часто навеселе, — и с жаром делились друг с дружкой впечатлениями и восторгами. Лишь изредка «в охоте на хер», как выражались соседки, случался облом. Тогда они ходили злые-презлые.
Но лето в России, а тем паче на Урале, коротко. Два-три месяца и всё — под кустиком не заляжешь. Вот тогда на первый план выходила комендантша общежития по прозвищу Джомолунгма, полученному ею еще в незапамятные времена за необъятность телес что ввысь, что вширь. Джомолунгма была в общежитие царь и бог. От нее многое зависело — поселить в комнату посветлее и попросторнее, заменить сломанную тумбочку. Да мало ли? Понятно, что не просто так, не за красивые глаза.
Любого человека, впервые столкнувшегося с Джомолунгмой, ее статями, громовым голосом и бесстрастными глазами Будды на широком и плоском лице (она была бурятка) охватывал почти священный ужас. Каждый понимал, что нарушить правила, установленные комендантшей, обойдется себе дороже. Она целый день сидела в маленькой каморке у входа, и непонятно было, как она, да еще и большой начальственный стол, покрытый толстым оргстеклом, там помещались. Дверь каморки всегда была распахнута, и каждого входящего Джомолунгма окидывала суровым и неприязненным взглядом, так что незваный гость невольно ежился и сразу чувствовал себя преступником. Особенно, если он был мужеского полу. За пять минут до десяти вечера звучал пронзительный, как в школе, звонок. Это был сигнал посетителям немедленно очистить помещение, дабы социалистическое общежитие не превратилось в притон разврата. Ровно в десять начиналось главное развлечение комендантши — облава на незаконно задержавшихся.
Джомолунгма шествовала по длинному коридору тяжелой поступью командора, прижимая к животу толстую амбарную книгу, к которой на веревочке намертво был привязан красно-синий химический карандаш, и орала «На выход!». Ее огромная тень прыгала по стенам и полу, то опережая комендантшу, то запаздывая. Она без стука входила в комнаты сначала на втором, а потом на первом этаже, пока не обходила все вверенные ее заботам жилые единицы. Усевшись на почтительно подставленный стул, она открывала амбарную книгу, страницы которой были разлинованы на весь год вперед, и делала пометку под номером каждой комнаты.
Но и у Джомолунгмы были свои слабости. Ежедневно по многу часов, сидя в своей каморке, она непрерывно вязала то носки, то шарфы для своих многочисленных родичей. Спицы в ее огромных руках мелькали с таким проворством, что это вызывало невольное восхищение. А мотки шерстяных ниток ей поставляли обитательницы общежития, которые воровали их на производстве, хотя в случае поимки полагались суровые кары. Впрочем, учитывая трудности с кадрами, руководство фабрики предпочитало закрывать на это глаза. Так что в комнате комендантши под номером один — отдельном помещении, где располагалась кровать Джомолунгмы, несколько железных шкафов были доверху набиты клубками шерстяных ниток про запас. Личность дарительницы ее не интересовала, она считала не по головам, а по комнатам. И ставила соответствующий значок под номером комнаты, откуда поступали подношения.
Другой слабостью Джомолунгмы была страсть к горячительным напиткам. Эту страсть она также сполна удовлетворяла во время своих ежевечерних обходов. Те комнаты, в которых забывали угостить комендантшу, немедленно заносились ею в черный список. Но таких практически не было. Входя без стука, Джомолунгма хмуро оглядывала смущенно хихикающих обитательниц и одного-двух гостей, подцепленных на танцах. Ее тут же усаживали на самый надежный стул и, лебезя, подносили стопочку портвейна, вермута, а иногда и водочки.
— Ах, Дамбочка Доржиевна, — суетились и лебезили перед ней девчонки. Комендантшу звали Дамба, что по-бурятски значит — возвышенная. Имя подходящее, учитывая ее габариты. — Выпейте за здоровье братика моего. Два года не виделись.
«Брат» смущенно молчал.
— А это кто? Тоже брат? — строго указывала Джомолунгма на второго гостя.
— А это братний друг…
— А… друг. Друг — это хорошо, — изрекала комендантша, осушая одним глотком стопку. — Ладно, девочки-мальчики. По этому случаю разрешаю вам еще часик посидеть. Только чтоб тихо. Я проверю…