Эвтаназия догадалась, что попала в мастерскую Иеронима Босха, который почему-то стал невероятно модным в Европе в двадцатом веке, уже много веков спустя после своей смерти...
К сожалению, время полёта быстро кончилось, и она не успела осмотреть все картины художника. Впрочем, они были похожи одна на другую - одинаково фантасмагорические и отталкивающие.
Второе путешествие тоже доставило мало удовольствия Эвтаназии, и она зареклась впредь, как и все остальные, не улетать никуда дальше двадцатого века...
Поэтому в тертий раз она попала совсем близко - в Россию, на Ленинские горы, в одну из аудиторий Московского государственного Университета на лекцию професора Юлиана Семёновича Саушкина. Речь шла о демографии. Невысокий профессор с ухоженной бородкой и породистым лицом старого русского интеллигента что-то говорил с кафедры, а студенты, рассевшись на скамьях, поднимавшихся амфитеатром, внимательно его слушали. Читал професор блестяще, но Эвтаназия почти не следила за его речью. Она жадно смотрела на лица студентов и восхищалась ими. Ведь все они были разные, с богатой мимикой, с совершенно индивидуальными чертами. На этих лицах так ясно читались человеческие эмоции - любопытство, скука, зависть, раздражение, злость, непрязнь, веселье, симпатия. Здесь не было ни одного идельно правильного, кукольного и невыразительного лица человека с выверенным набором генов, сделанного, как это положено в наше время, в пробирке того или иного земного центра репродукции. То же относилось и к телу - разные руки, разные пальцы, разные туловища, разные ноги и даже ушные раковины и шеи...
Вдоволь налюбовавшись студентами, Эвтаназия постепенно всё-таки начала прислушиваться к словам профессора. Он говорил о демографической пирамиде. Если население земли или отдельной страны изобразить схематически в виде пирамиды, то в её основании окажется полоса самой многочисленной группы - это дети до шестнадцати лет, которые занимают сорок-пятьдесят процентов населения. Выше располагается более короткая полоска - это жители от шестнадцати до двадцати лет. Их уже поменьше, потому что пока они росли, кто-то умер от болезни, кто-то погиб от несчастного случая. Следующая возрастная категория ешё меньше, потому что убыль продолжается. И, наконец, на самом верху пирамиды находится совсем куцая полосочка стариков, потому что мало кто доживает до такой глубокой старости, как семьдесят-восемьдесят лет. Конечно, войны, голод, эпидемии, стихийные бедствия тоже вносят свои коррективы, но всё-таки в идеале эта демографическая пирамида выглядит именно так...
Эвтаназии стало смешно. Оказывается, сто лет тому назад на земле всё было совсем наоборот, а вот теперь пирамида встала с ног на голову. В цивилизованных странах (речь, конечно, не идёт о каких-то там африканских племенах) самая короткая полоска приходится уже не на стариков, а на детей, в то время как двухсотлетние старики - самая многочисленная часть населения.
Кажется, реализовалось всё то, что на своих провидческих полотнах ещё в пятнадцатом веке писал средневековый голландский художник Иероним Босх. На леденящих кровь картинах Босха почти всегда изображался ад. Его немыслимые обитатели - мутанты, киборги или клоны, созданные безумным учёным-экспериментатором. Человеческая плоть намертво сращена с какими-то механизмами, рычагами и шестерёнками, выпирающими из самых немыслимых мест. Считается, что в своих непонятных для современника картинах гениальный художник оставил закодированное послание далёким потомкам. Он предупреждал человечество о гибельном пути технического прогресса. Может быть, так оно и было на самом деле - ведь современные двухсотлетние старики как раз и есть эти самые существа, наполовину созданные из механизмов и разных технических приспособлений. У них - искусственное сердце, пластмассовые позвонки и суставы, давно заменившие изношенные старые, состоявшие когда-то из натуральных костей и хрящей. Они напичканы силиконом, скрывающим морщины и обвислость кожи, у этих киборгов фарфоровые зубы, искусственные хрусталики глаз, пластмассовые кровеносные сосуды, керамические почки и печень...