— Что я вам могу сказать, Василиса Михайловна, — буднично и скучно продолжила моя собеседница, — лично против вас я ничего не имею. Поэтому настаивала на вашем отъезде. Но вы предпочли остаться. Что же, вы сделали свой выбор.
— Э-э-э… — протянула я. — Вы мне что, угрожаете?
Но она уже повесила трубку. Я вернулась на кровать и задумалась. Читать уже не хотелось. Похоже, что милейшая Евдокия Петровна решила меня слегка напутать. Зачем? Какая ей разница, уеду я сегодня или через два дня? Я вновь взялась за книгу и даже успела прочесть предисловие — составитель сборника, чья фамилия мне ни о чем не говорила, сообщал потенциальным читателям, что они держат в руках неадаптированный текст, поэтому трактовка некоторых сказок может сильно отличаться от того, что мы читали в детстве. Начало меня заинтриговало. Я всегда подозревала, что в сказках что-то недоговаривают. Если не лгут напрямую, то уж всей правды точно не говорят.
Первыми, как принято в подобных сборниках, шли сказки о животных. Медведи, лисы, волки выясняли между собой отношения, всячески пытаясь надуть друг друга. Честно говоря, я увлеклась и сама не заметила, как пролетело обеденное время и потихоньку подкрался вечер. От сказок про животных я перешла к сказкам про солдат и прочий люд. Эти были уж слишком назидательные, я прочла парочку, зевнула, и тут… В окно кто-то постучал.
Нет, определенно, покоя мне здесь не будет. Я рывком откинула портьеру, открыла окно и обнаружила там Булата.
— Тихо, — шепнул он, взялся руками за подоконник и влез в комнату.
Где-то с минуту он внимательно изучал обстановку, после чего подошел к креслу и смело погладил Султана, а тот — нет, вы только посмотрите! — не только не укусил и не оцарапал наглеца, но, напротив, замурлыкал, как маленький славный котик с новогоднего календаря. Чудеса!
Булат заметил лежащую на кровати книгу:
— Я вижу, у тебя уже все есть.
— Я ее еще не читала, — запротестовала я. — И вообще не понимаю, при чем тут сказки. Наверное, это какая-то шутка?
— Ну, — философски заметил он, — иногда, конечно, люди шутят перед смертью, но это бывает крайне редко. Чаще они весьма серьезно относятся к идее перехода в мир иной.
Надо же, как заговорил. Куда только подевалась его неправильная русская речь с нескладными падежами. Сейчас Булат изъяснялся не хуже, чем профессор словесности Московского университета.
Тут я спохватилась, что не задала ему вопрос, который, по-хорошему, нужно было бы задать сразу:
— Вы, собственно, зачем пришли-то? Почему через окно?
— Чтобы эта кикимора с ресепшн не видела, — честно ответил он. — Нам не разрешается общаться с клиентами. Она мигом настучит Евдокии.
Опять Евдокия, я уже устала от этой вездесущей Евдокии.
— Давай книгу смотреть, — деловито предложил Булат. — У меня времени немного. До полуночи надо к себе вернуться.
Я не стала вдаваться в подробности, что такое случится в полночь. Честно говоря, боялась почему-то услышать какую-нибудь ахинею относительно карет и хрустальных туфелек (тут я невольно бросила взгляд на Булатовы ноги — размер сорок пятый, не меньше; чтобы сделать туфли на такую ножку, завод в Гусь-Хрустальном должен работать целый год без выходных).
Я не рискнула забираться на кровать с ногами в присутствии незнакомого мужчины, поэтому присела на край и жестом пригласила моего гостя сесть рядом. Булат взял книгу и начал ее перелистывать. Текст он не читал, зато внимательно рассматривал картинки, коих в книге было великое множество, причем иллюстрировал данный труд тот же художник, что написал картины, висящие около кабинета госпожи Лиховец.
Один рисунок Булата особенно заинтересовал. Он внимательно изучил его, хмыкнул, а потом сунул книжку мне в руки:
— Посмотри, тебе это ничего не напоминает?
Подпись под картинкой сообщала, что Иван-царевич доехал до дома Бабы-Яги. На картинке был изображен молодой человек верхом на богатырском коне (я такого видела в энциклопедии, называется «владимирский тяжеловоз»). Дом Яги выглядел вполне традиционно: неказистая избенка, особая архитектурная примета — костлявые куриные ноги. Видать, Яга не очень жаловала гостей, потому как дом ее был обнесен довольно высоким забором, в заборе торчали шесты, почти на каждом — по человеческой голове. Один шест свободен — ждет Ивана-царевича. Жутковатая картинка, в адаптированных для детей изданиях такой точно не было.
Но самым неприятным было ощущение, что где-то совсем недавно я видела нечто похожее. Не головы на шестах, конечно (такое зрелище я бы до конца жизни помнила), но…