— Считаю до одного. Или ты убираешь своего монстра, или его уберу я.
В такие минуты многое зависит от интонации. Видимо, я интуитивно нашла верный тон, потому что баба Нюра оставила кочергу и повернулась к своему коту.
— Хыть-хыть-хыть, — она замахала руками, и чудовище послушно отправилось обратно на печь.
— Так не пойдет, — встряла я. Перспектива, что в любой момент ЭТО может спрыгнуть мне на голову, не воодушевляла. — Запереть его есть куда?
Баба Нюра выглядела разочарованной. Похоже, спектакль с изгнанием кота обратно на печь традиционно имел другой финал.
Она открыла сундук, опять произнесла загадочное «хыть-хыть»; кот с видимой неохотой забрался в сундук и баба Нюра захлопнула крышку.
— Он не задохнется? — заволновалась я.
— Нет, — она показала просверленные в сундуке дырочки.
— А теперь, — продолжила я, помахивая пистолетом, — давай-ка окажи медицинскую помощь.
Булату тем временем стало совсем худо. Лицо его приобрело несвойственный южным народам зеленоватый оттенок; опираясь здоровой рукой на стол, он осел на лавку.
— Ты, Василиса, не бушуй, — сказал он, — теперь она поможет. Ты доказала свое право…
Баба Нюра встала на цыпочки и достала с полки банку с темной жидкостью. Потом разрезала ножницами рукав и осмотрела рану.
— Навылет, — в ее голосе звучало удовлетворение, — это хорошо. Не нужно пулю вытаскивать.
Она продезинфицировала рану той самой темной жидкостью и замотала руку бинтом.
— Ну вот, — она затянула узел и завязала концы бинта в красивый бантик, — скоро будешь как огурчик.
— Нам выбраться надо отсюда, — перешел к делу слегка оклемавшийся Булат.
Баба Нюра кивнула:
— Понимаю, но все нужно по правилам. В баню идти времени у вас нет, наверное?
Булат покачал головой:
— Нет. — И добавил: — Евдокию ранило…
— Это как же? — В бабы-Нюрином голосе зазвучало любопытство. — Вот уж не думала, что такое возможно…
— Не рассчитала, — скривился Булат и объяснил: — Подошла слишком близко, вот сама против себя и сработала.
— Понятно, — протянула хозяйка и заторопилась: — Вода вон там, в кадке. Вам надо умыться обязательно. Конечно, по правилам, хорошо бы в баню, но…
Она подошла к печи, взяла стоящий рядом с кочергой ухват и открыла заслонку. Через минуту на столе появился настоящий чугунок с кашей. Баба Нюра достала две деревянные миски и две расписные ложки.
— Ешьте, — приказала она.
— Я не голодна, — попыталась отвертеться я.
— Ешь, — сунул мне ложку Булат. — Иначе не уедем отсюда.
Я зачерпнула кашу из серединки и, попробовав, сильно обожгла язык Булат же аккуратно брал кашу с краю, где она успела немного остыть.
— Не торопись, — улыбнулся он, — нам надо все съесть.
— Ненавижу кашу, — буркнула я. — С детского садика ненавижу.
— Можешь не доедать, — вступила в разговор баба Нюра. — Свою дорогу каждый выбирает сам.
За то недолгое время, что мы пробыли в ее домике, она успела еще немного «повзрослеть», добавив к своим ста сорока годам еще лет семьдесят. Я про себя решила, что лучше пусть меня потом вытошнит, но я съем все. Хорошо хоть, кашу предложили из тарелки, а если бы прямо из горшочка? А горшочек оказался бы как в той сказке — сколько из него ни черпай, остается полным. Бесконечная каша — это кошмар, впервые описанный братьями Гримм.
Деревянная ложка стукнулась о дно, я отодвинула пустую тарелку.
— Большое спасибо, — отчетливо произнес Булат и выразительно посмотрел на меня.
— Спасибо, — без особого энтузиазма повторила я, стараясь сдержать рвотный рефлекс, неминуемо появляющийся у меня после любого количества каши.
Баба Нюра (постаревшая еще лет на девяносто) убрала со стола.
— Пошли!
Я загнала Султана обратно в контейнер и попыталась закрепить сломанную дверцу. Ничего не вышло. Придется тащить его на руках, а это неудобно, мешает выхватывать пистолет. А за последние полчаса я угрожала различным людям оружием чаще, чем за все предыдущие годы жизни.
— Сумка есть какая-нибудь? — спросила я, не надеясь на положительный ответ.
Будь я на месте бабы Нюры, нипочем не стала бы облегчать жизнь незнакомой девице, размахивающей пистолетом. Я поняла, что нужно привести какой-то убийственный аргумент. Нет, убийственный не надо, убийственным я и так уже воспользовалась. Теперь надо подойти по-человечески.
— Видите, — я показала ей сломанную дверцу, — кота не в чем нести. На руках неудобно, потому что Булат плохо себя чувствует. Вдруг его нужно будет поддержать, а у меня руки заняты.