Тем временем дядя Никита вынес из соседней комнаты большой лист ватмана.
— Внимание, — папа прокашлялся и слегка повысил голос. — Сейчас вы все в течение тридцати секунд смотрите на нарисованную таблицу, после чего Никита убирает ватман, а вы получаете задание.
Папа поднял руку с секундомером:
— Три-четыре… Поехали!
Дядя Никита перевернул лист, мы впились в него глазами. В таблице было четыре строчки и четыре столбца. Конечно, надо было бы попробовать найти в цифрах хоть какую-то логику и закономерность, чтобы легче было вспоминать. Но я даже и не пыталась это сделать, я просто тупо смотрела, стараясь впитать в себя рисунок. Не каждую цифру по отдельности, а все вместе, как картинку.
Я так напряглась, что почти не расслышала, когда папа произнес «стоп». Дядя Никита немедленно перевернул ватман и унес его в другую комнату.
— А теперь, — это опять вступила мама, — вам нужно решить маленький пример. Число из второго ряда, третьего столбца нужно сложить с числом из четвертого ряда первого столбца. Полученную сумму разделить на число из первого ряда первого столбца. К результату прибавить разницу первых двух чисел из третьей строки. Приступайте.
Я взглянула на своих соперников. Маринка сидела с совершенно обалдевшим видом. Ей такое задание было не по силам, даже если бы таблица лежала у нее перед носом. Добрыня, не обращая внимания на кузину, уже что-то писал на листочке бумаги.
— Васенька, — обратилась ко мне Добрынина мама, — тебе тоже, наверное, листочек нужен?
Я молча кивнула, и мне немедленно выдали чистый лист формата A4 и гелевую ручку. Я закрыла глаза, и все произошло как обычно. Сначала легкое головокружение, как будто смотришь с крыши высотного дома вниз, а потом появилась картинка — лист ватмана с нарисованной на нем таблицей. Я даже не стала ничего записывать — числа в ячейках были однозначные. Дважды проверив результат, я открыла глаза и вслух произнесла получившееся число. Добрыня, что-то черкавший в своем листке, удивленно уставился на меня, Маринка фыркнула, взрослые замерли. Дядя Никита выхватил у моей мамы из рук блокнот с ответом, заглянул в него, после чего восхищенно произнес:
— Ну, Миша, можешь гордиться. Действительно, уродилась Василиса и Прекрасная, и Премудрая.
Папа, огромным усилием воли подавляя торжествующую улыбку, вручил мне билет на концерт Си Си Кэтч. Я не удержалась и, пока никто не видел, показала Маринке язык. Она обиженно отвернулась, сделав вид, что не заметила моего демарша. Я горделиво посмотрела на Добрыню, моя мама перехватила мой взгляд и тут же начала приглашать всех к столу — пить чай.
Добрыня сидел насупившись и медленно наливался краской. Буквально за каких-то полминуты он стал интенсивно бордового цвета, причем окрас распределялся по лицу неравномерно. Щеки полыхали как два алых мака, нос был тона на три светлее, а лоб и подбородок остались бледными, создав довольно резкий, но приятный глазу контраст. Я напряглась: я читала про каких-то морских животных, которые меняют окраску перед тем, как напасть на жертву. Добрыня на обитателя морских глубин не походил, но исходящие от него волны ненависти легко улавливались без помощи антенны. Наконец копившееся негодование вырвалось наружу.
— Это нечестно, — взвизгнул Добрыня, вскочил с места и попытался выхватить у меня из рук заветный билет.
Я отпрянула и на всякий случай спрятала руку с билетом за спину. Добрыня такой, запросто и разорвать билет может, плевать, что за него денег отвалено немерено. Когда мой соперник в гаком состоянии, он, образно выражаясь, готов пожертвовать глазом, лишь бы я совсем ослепла. Взрослые впали в ступор от неожиданности, и Добрыня успел несколько раз сильно толкнуть меня и почти отобрал билет. Первым опомнился дядя Никита.
— Ты что делаешь?! — Он схватил сына за плечо. — Нужно уметь проигрывать.
— Все равно это нечестно! — визжал Добрыня. — Она это умеет… И вы все это знаете. Нечестно!!!
Последнее «нечестно» завершилось тонким жалобным воем. Добрыня уже не пытался отобрать у меня билет, он просто стоял и безостановочно выл. Это окончательно разозлило дядю Никиту.
— Все, хватит. — Он хорошенько потряс сына за плечи. — Мы идем домой. Ты совершенно не умеешь себя вести.
Добрыня никак не отреагировал, глаза у него закатились, он продолжал издавать звуки, постепенно повышая их тональность. Еще одна октава, и он перейдет в диапазон, который человеческое ухо слышать уже не может.