Сначала это было дико. Потом как-то привыкли, перестали возмущаться, ругаться, смеяться и торговаться. Запросы твоего искина и ответы чужих по поводу услуг стали настолько же обыденными, как «здравствуйте» и «до свидания».
Хочешь, чтобы муж погулял с собакой, которую ты завела и оформила на свое имя? Если он согласится и погуляет, твой искин перечислит ему за это сто рублей с твоего счета. Муж просит отпарить ему рубашку? Даешь согласие и получаешь за работу восемьдесят рублей. Он хочет к чаю домашних кексов, а не фабричных? Двести рублей за услугу. Ты хочешь, чтобы он вечером вымыл и обработал антисолью твои сапоги заодно со своими? Заплати девяносто рублей или сделай это сама. И так далее. Общий семейный бюджет был упразднен, теперь каждый жил на свои, а на детей расходы делились в процентах от доходов родителей. И обязанности тоже. Не хочешь менять грудничку подгузник, когда наступила твоя очередь? Пожалуйста: это сделает за тебя второй родитель, а твой искин переведет ему за это энную сумму.
Очень интересными стали отношения с детьми, когда капризы обрели денежный эквивалент. До пяти лет родители делали для детей то, что считали нужным. В пять лет ребенок прощался с детским садом и поступал в подготовительную школу, где учителя быстро и понятно объясняли ему что теперь почем, и потому каждое лишнее «хочу на ручки!», «расскажи еще одну сказку!», «помой пол в моей комнате» и «помоги с домашкой» – все, что не относилось к перечню жизненно необходимого – заносилось в долговой реестр, который выросший ребенок должен будет погасить, став взрослыми. Дети это стали воспринимать как само собой разумеющееся.
Тут надо сказать, что штрафы за навязанные услуги ввели драконовские, поэтому инициативные граждане, в надежде срубить лишнюю сотню без спроса и назойливо лезущие помогать всем подряд без спроса, быстро умерили свой пыл. Теперь, когда кто-то кому-то помогал по доброй воле, искины тщательно анализировали ситуацию. Если услуга была действительно необходимой, штраф доброхоту не выставлялся, но и оплату он получал от реципиента в таких случаях по самому минимальному тарифу, утвержденному государством – копейки.
Помнится, стенд-ап комики принялись злобно шутить насчет услуги «супружеский долг», и нормативов и тарифов за ее оказание, но хохмы быстро иссякли: в интимную сферу государство не лезло. Черт его знает, может, и влезет когда-нибудь, но пока вроде тьфу-тьфу. А то был бы тот еще цирк, представить смешно. И страшно, вообще-то…
3
Тротуары были сухими, без снега. Ольга держала Петьку за руку, шла неспеша, кутая нос в воротник пуховика, и ей вдруг захотелось, как в детстве, услышать хруст снега под ногами. Остановившись на секунду, она попинала слежавшийся сугроб носком сапога, но снег поддавался плохо. Петька посмотрел не нее недоуменно, она улыбнулась ему неловко, и они пошли к остановке.
Автобус на магнитной подушке подъехал бесшумно, двери открылись, и Ольга с сыном нырнули в тепло. Народу было немного и им удалось сесть. Петька пристроился к окну, снял варежки и, сжав кулачки, приложил их со стороны мизинцев к промерзшем стеклу – получились отпечатки, похожие на маленькие ступни. Ольга тоже сняла перчатки и прижала теплые кончики пальцев чуть выше отпечатков, оставленных сыном, завершая картинку. Теперь следы Петькиных кулачков стали еще больше похожи на отпечатки босых маленьких ног с пальчиками. Ольга улыбнулась сыну – это была их зимняя игра.
Садик встретил теплом и непередаваемым запахом. Каши и запеканки не подгорали у поваров – у роботов никогда ничего не подгорает, – но этот специфичный детсадовский запах все равно оставался. Густой, тоскливый. Казенный. Впрочем, уже через несколько минут он стирался, переставал чувствоваться.
Ольга завела Петьку в его группу, поздоровалась с воспитателем, вручила ему пакет с конфетами, чтобы Петька после обеда угостил детей, и пошла в другое крыло детского сада. Петька сегодня проведет последний день в детском саду, а завтра перейдет в подготовительный класс – ему исполнилось пять лет.
Ольга работала няней-помощником воспитателя, в группе для трехлеток, располагавшейся в другой части сада.