Джиррар, отец Оррика, дождавшийся, пока суета встречи улеглась, спустился по мосту на широкую поляну. Он приветствовал нескольких охотников, справился у иных о делах, прежде чем подошел к сыну и сел рядом у огня:
– Шаман прав. Традиции почитать надобно. В том я его всегда поддержу.
Оррик промолчал, глядя, как языки пламени танцуют на сухих поленьях, занимаясь жарким костром.
– Я вижу большую удачу,– продолжил Джиррар.– Вы добыли матерого паука. Были времена, когда одна такая тварь уносила половину племени, а наши предки прятались от них по норам. Теперь у каждого охотника и воина есть доспехи из паучьего панциря. Ножами из их жвал наши женщины разделывают шкуры…
Оррик поднял глаза на отца, и в них был вызов:
– Меня печалит гибель друзей. Но схватка была честной, а противник достойным. Это хорошая смерть для охотника. Иное тревожит меня. Мы встретили паука совсем близко – даже не перешли Большую реку. Это была самка, а ее сумки пустые и уже подсохшие. Если она сделала кладку на этом берегу Большой реки, то беда поселилась у наших ворот.
– Ты видел паутину в лесу?– нахмурился Джиррар.
– Нет,– признался Оррик.– Паучиха ее не ставила. А выводок еще слишком мал. Сейчас они размером с кулак, жрут мелких насекомых и друг друга. Но к концу луны останутся сотни две самых сильных. Они будут уже крупнее лисицы и начнут ставить паутину. Если к тому времени, мы не очистим от них лес, времена, когда мы прятались в норах, вернутся.
Вождь вздрогнул от дерзости сына, но сдержался:
– Мне не нравятся твои слова!
– Утром я возьму опытных разведчиков, солонины на неделю, и отправлюсь искать выводок. Только, когда я буду знать, что ни одной твари нет рядом, спокойствие вернется ко мне.
– Ты не пойдешь утром на юг. Ты отправишься на север, в разрушенный город. Ольга приходила вчера, просила о помощи. Этот долг мы должны вернуть скорее.
– Отец,– глаза Оррика сверкнули, выдавая искренний испуг. Он понимал, что его планам не суждено сбыться, но не мог принять неизбежность этого.– Нет ничего важнее паучьего выводка!
– Ты прав,– быстро остановил его отец.– Наши угодья богаты к востоку и западу. Даже с севера твой брат принес вчера хорошую добычу олениной, дичью и железом. Но на юге лежат опасные земли, где место моим воинам, а не твоим охотникам. Я сам завтра пойду на поиски выводка. А ты вернешь долг Ольге.
– Отец…– упрямо застонал Оррик, вызвав гнев Джиррара.
– Уймись,– тихо, но грозно перебил он сына.– Твоя заносчивость соперничает только с твоим увлечением южными землями. Детские сказки твоей матери о южных племенах слишком затуманили тебе голову. У нас достаточно соседей, живущих окрест. И с ними уже тяжело делить земли для охоты, чтобы искать новых едоков. На юге много опасного. Оттуда приходили самые жуткие твари, которых рожала земля. И если бы не Паучий лес на том берегу Большой реки, неизвестно, сумели бы наши предки выжить. Когда пауки обосновались там, у нас остался единственный враг, могучий, но известный нам. Пауки стерегут наши южные границы от большой беды, неведомой. И пока мы умеем жить рядом с ними, пусть так все и остается.
Оррик с трудом сдерживал свое негодование, переживая самый трудный день в своей жизни. Он громко сопел, раздувая ноздри, пытаясь проглотить безадресный гнев. Когда отец упомянул о матери, молодой охотник не удержался и вынул черный нож из паучьего жвала – изогнутый, невероятно острый с елочкой зазубрин по внешнему краю. Нож был подарен отцом на совершеннолетие и в искусной инкрустации наставлял мудрость предков.
Оррик, с силой сжимая нож, чтобы подавить дрожь в руках, резко провел лезвием по своему левому предплечью. Боль пришла как избавление, а с кровью через рану вытекал гнев.
– Ты почтешь мою волю?– спросил вождь, спокойно наблюдая за ранением сына.
– Я отправлюсь на рассвете, и послезавтра вечером буду у ее порога. Я верну долг, и тебе не будет стыдно за меня.
Джиррар потеплел взглядом и приобнял сына за плечи.