Сломались их спины, порвались их жилы – дары от Судьбы не смогли удержать.
Стать богом над Жизнью и властвовать Смертью – нет мысли глупей.
И канули люди в болезни и горе, сгорели в огне желаний своих.
Из тел их наружу вылезла скверна, уродство и грязь, и мерзость их душ…
Песня Оррика становилась отчетливей и мелодичнее с каждым словом. Если первые ее строки он проговаривал рублеными фразами, то по мере развития повествования, он начинал растягивать слова нараспев и искать им рифму. Внимательный Каэм подстраивал тихую мелодию так, чтобы она задавала нужный такт и ритм.
Незаметно для себя родент стал раскачиваться в такт своим словам и почти неразличимой на слух мелодии. Его соплеменники внимали каждому звуку и впервые в своей жизни, видели и ощущали яркие образы за словами. Еще ни один оратор в его народе не владел настолько умами слушателей.
Оррик не осознавал больше текста своей песни и даже не слышал собственных слов – они сами находили правильное отражение мыслей, а голос облекал их в изящную форму, которая проникала в каждого родента.
Он думал о том, что именно Чужой бог, вошедший в Черную кровь, подарил Одноухой прозрение и дал его народу искру разума. И они должны чтить этот дар.
Чужой бог попал в прекрасный мир из тьмы, в которой он родился. Но встретил прежних людей, которые замечали только себя и не ценили чудес, дарованных им.
Чужой бог не судил людей – он бережно познавал открытый для него Шомой мир. Чужой бог, обладая властью погасить Солнце, не использовал ее и только смотрел.
Чужой бог переродился в людях и зверях, чтобы не только видеть, но и чувствовать жизнь. И он щедро делился своими открытиями со всеми, кто был рядом, кто просил это.
Шома и Прежние люди тоже часть мира, и Чужой бог их познал. Он познал их тьму и мерзость, и принял в себя. Чужой бог не различал Свет и Тьму, Добро и Зло, приняв все болезни этого мира. Он наполнился им и стал его отражением.
Прежние люди исчезли в собственных пороках и извели себя сами. Но их скверна теперь живет в Чужом боге. Шома обрел свое тело, но пустота одиночества, которую он создал в Черной крови, теперь живет в Чужом боге.
Чужой бог посмотрел на наш мир и увидел его. Увидел не таким, как мы хотим его видеть, а таким, как мы его сделали…
Оррик спел о городе Света, висящем в пустоте, и Пятерне, живущим в пяти телах, спел об армии муравьев и войне черных рыцарей, спел об Ангелах, рожденных Черной кровью, и Ведьмах, выносивших ангелов от него… Он спел о богах, о людях, о родентах.
Когда он замолк, глядя на угасающие пеплом угли костра, на востоке разлилось зарево, предвестник рождения Солнца.
Над поляной стояла тишина, которую никто не смел нарушить.
– Ранддретта, дочь Аддока,– Оррик посмотрел на свою невесту.– Ты примешь мою заботу и войдешь в мое гнездо?
– Оррик, сын Джиррара,– Аддок тяжело поднялся из-за стола.– Я слышал песню вождя. И это была лучшая песня, которую я слышал, хотя вожди не поют. Это удел шаманов. Я не услышал песню мужа моей дочери, которому смогу ее доверить.
Вздох изумления пронесся над поляной. Свадебный обряд допускал отказ родителей, но такого не случалось прежде. Оррик опустил голову и сжал кулаки – он готов был клыками вцепиться в свою руку, чтобы выпустить с кровью гнев. Обряд не допускал крови, и он терпел. Шепот сородичей становился громче: кто-то восхищался песней, кто-то возмущался оскорблением традиций, но равнодушных не было. Гомон нарастал.
– Я верю в то, что ты станешь великим вождем,– повысил голос Аддок.– И я буду твоим верным подданным, Оррик, сын Джиррара. Это твоя судьба. Но ты не станешь добрым мужем и добрым отцом, чтобы заботиться о жене и детях…
Казалось, нарастающий гул пересудов ничто не сможет остановить, но когда заговорил старый жрец, который в силу возраста уже не пел песен, воцарилась тишина.
– Оррик, сын Джирара,– слабым голосом произнес он.– Я не знаю, прав ли Аддок, решая судьбу своей дочери и твоего ребенка, лишив его чистого имени. Но он прав, назвав тебя вождем. Сегодня я услышал лучшую песню за все времена. С этого дня шаманы будут петь ее. У тебя есть слово Силы от твоего отца. У тебя есть слово Жизни. Теперь у тебя есть слово Веры. Пусть ты не встретишь восход мужем с правом сложить гнездо. Но ты встретишь его вождем нашего народа и сможешь войти в дом вождя.