Там, где звездное небо опиралось на горизонт, разделивший твердь ночи на небесную и земную, тлело зарево. Едва заметное оно вздымалось далеко на севере воздушным отражением света, рожденного на земле. Где-то там горели огни так ярко, что их свет коснулся неба и открылся глазам Майи за десятки километров.
Теперь девушка знала наверняка, что не все города были мертвы.
*****
Оррик вышел из селения до рассвета. Он уверенно прошел Северным трактом до Поющих лугов, где выселками стояли пастухи, и располагалась легендарная дозорная башня, первая из основанных предками. Каменное сооружение хранило следы многих сражений, но по-прежнему выглядело грозным и величественным.
Дозорные смотровой площадки приветствовали Оррика с пожеланием удачной охоты. Здесь заканчивался Северный тракт и безопасная часть пути. Поющие луга с их высокими травами и густым кустарником, звеневшие разноголосицей птиц, давали начало охотничьим тропам, которые разбегались по всем северным землям. Одна из них, едва заметная, уводила в края, которых сторонились. Это была единственная из северных троп известная Оррику. Единственная, которой ему доводилось ходить к окраинам разрушенного города.
Приходилось торопиться, чтобы засветло добраться до Спящей реки, чьи воды были столь медленными, что казались неподвижными. Сама река таила в себе опасность, но на ее берегах стояли Плакучие тополя – единственное место, способное дать убежище на ночь.
Оррик с трудом находил старые ориентиры, углубляясь в северные земли. Заросли стали гуще, и в них теперь скрывались не только потревоженные птицы. Но охотник не слишком переживал из-за хищных существ Поющих лугов, чей интерес лежал к легкой поживе мелкой дичью и кладками яиц. Преодолев пару приметных ручьев, он, наконец, приблизился к Гнилому лесу, который был для него настоящим испытанием.
Редкие чахлые деревья, прижившиеся на болотистой почве, открывали доступ солнечному свету, на встречу которому с земли вставали богатые разнообразием ягодники и сочные травы. Они привлекали оленей и прочих рогатых, а за такой добычей приходил уже свирепый хищник.
Едва ступив на мягкий мох подлеска, Оррик услышал за спиной нарастающий хруст. Он резко развернулся и выставил вперед копье, пригнувшись торсом к земле. Из зарослей выскочил огромный кабан, выбрасывая копытами комья земли. В своей стремительности он готов был валить деревья, но, завидев охотника, встал как вкопанный, угрожающе фыркая. Огромные клыки в сочетании с широкой костью и несносным нравом делали зверя сильным противником.
Оррик выгнул спину почти параллельно земле и широко отвел в стороны руки. Правой он удерживал длинное копье, методично покачивая наконечником вверх и вниз, а в левой сжимал короткий нож. Прочный хитин паучьих доспехов не только давал защиту, но и устрашал противника. Не было в округе более злобной и беспощадной твари, чем паук, встреча с которым для любого зверя означала верную гибель. Копируя паучьи повадки, Оррик резким движением сместился в сторону и слегка приблизился к кабану.
Этот маневр окончательно убедил зверя, который теперь отчетливо видел перед собой молодого паука в атакующем танце. С пронзительным визгом кабан резко рванул свою тушу в сторону и с невероятным шумом устремился напролом в густой кустарник. Из зарослей ему вторили сородичи, разбегаясь в ужасе.
Оррик поторопился убраться вглубь леса, пока потревоженные кабаны не созвали хищников всей округи. Джиррар был прав, соседство пауков пошло на пользу народу, способному не только промышлять охотой этих тварей, но и оседлать ужас, который они вселяли во все живое.
Дальнейший путь пролегал через Гнилой лес, знаменитый дремотными мхами. Огромные поляны, засланные этим ковром, таили угрозу для всякого, кто рискнет прилечь на мягкой шелковистой поверхности. Он вкрадчиво подстилался под самыми обильными ягодниками, обнимал стволы плодовитых деревьев. Но стоило зазевавшемуся зверю подольше задержаться на одном месте или присесть на удобное покрывало дремотного мха, и он был обречен. Одурманенный зверь засыпал, а коварный мох за считанные часы прятал его под своим покрывалом, чтобы и этот холмик через несколько дней исчез, растворился в зеленом благоухающем безмятежностью ковре.