Девушка заметила, что все это время направляла ствол карабина в лицо Снайпера.
– Давай!– он вскинул подбородок.– Бей в голову!
Она колебалась. Но потом резко опустила карабин.
– Я не лишу себя удовольствия увидеть твой выбор. Умереть человеком или жить тварью.
Майя повернулась к остальным, застывшим в оцепенении.
– Проснитесь уже. Громила позаботься о телах. И за этим уродом присмотри. Он тебе в помощь. А ты, Марек, пойдешь со мной. Надо проверить постройки и осмотреться.
– А мы действительно могли… договориться с этими… обращенными?– неуверенно спросил инженер.
– А ты, сучка, смелая, если поворачиваешься спиной к мертвецу,– угрожающе прохрипел Снайпер, закашлявшись.
– Еще раз так меня назовешь, и я разрежу твой поганый рот от уха до уха,– не поворачиваясь, ответила Майя. Она всматривалась какое-то время в инженера, но потом призналась.– Не знаю. Может, у нас и не было такого шанса.
Глава Третья.
Вал резко вывернул снегоход в сторону, и, когда его лыжи вспахали грязь у подножья холма, заглушил двигатель.
Прошло несколько дней, как они сошли со снега и теперь месили подтаявшую жижу заливных лугов. Река, берегом которой они шли, вскрылась и с тяжелым треском понесла рыхлый лед. Ее воды приняли талый снег верховья, чтобы здесь расступиться берегами и войти в поймы.
Гусеницы снегоходов, хотя и потеряли в скорости, чувствовали себя на весенней грязи еще уверенно. Зато груженые сани превратились в настоящий якорь и замедляли движение.
Аля, заметив маневр брата, развернулась и подъехала к нему вплотную:
– Привал?– удивилась она.
– Нет.– Вал поднялся на небольшой бугор, вглядываясь в окрестности.– Поднимем снегоходы выше и оставим здесь. Скоро река заберет все берега. Далеко не уйдем, а технику сгубим.
– Мне не нравится это место,– призналась Аля, слезая со снегохода.– Здесь плохой запах. Много кислого.
– Весна разбудила мертвечину, что крылась с зимы. Скоро падальщики приберутся.
– Я слышала дым на востоке,– Аля потянула носом воздух.– Там люди. Можно поискать транспорт. У нас есть, что предложить на обмен.
– Я тоже слышал дым,– согласился Вал, проверяя крепление груза.– Сходим к людям налегке. Прибери здесь запахи и пометь территорию. Не хочу, чтобы звери беспокоили поклажу.
Охотник ушел к холму, уверенно ступая по кочкам. Девушка сбросила одежду и призвала в себе зверя. Она бы с удовольствием пробежалась по окрестностям, чтобы размять лапы, но ограничилась тем, о чем просил брат. Его слова многое значили для Али, как и он сам.
Девушка почти не помнила своего детства. Потому что ей нечего было держать в памяти. Она родилась зверем от зверя, и это определило ее судьбу и статус в семье. В остальных достойного было не больше, но у них был человеческий облик. Долгое время Аля смиренно принимала такое положение: ее презирали, над ней потешались, иногда жалели. Братья и сестры шутили жестоко, часто вымещая на ней злобу или просто демонстрируя превосходство.
Матери относились дружелюбно, берегли от своих детей, даже проявляли заботу, как это делала Ольга. Но то была забота о звереныше, щенке. А иначе и быть не могло, ведь собственная мать была безмолвной псиной. Аля не могла терпеть на себе ее взгляд, полный любви и собачьей преданности, но лишенный разума и понимания. Находиться рядом с такой матерью было невыносимо больно, а та не отходила от ребенка, оставаясь молчаливым свидетельством ее происхождения.
Аля искренне ненавидела и презирала свою мать. И это постыдное чувство заставляло ее страдать еще больше, разрывало между зверем, которым она уже не была, и человеком, которым никогда не могла стать.
Вал изменил ее жизнь. Единственный, он никогда не обижал ее, а однажды вступился и дрался с братьями. Вдвоем они сторонились других детей, и после той драки стали больше времени проводить вместе. Когда Аля повзрослела, и ей открылась способность менять форму, Вал помогал ей найти человеческий облик. У нее плохо получалось воплощаться, и долгое время формы были уродливыми. Приходилось много тренироваться и прятаться, чтобы остальные не видели. Иначе насмешки больно ранили.