Марина что-то хотела сказать, но он перебил:
— Да и какое это имеет значение? Она ещё большее ничтожество, чем я. Я показал ей это, вот и всё.
Марина помотала головой, открыла рот, чтобы возразить, закрыла, задумалась и, наконец, сказала:
— Пообещай, что больше не сделаешь ничего подобного.
— Но, Марина…
— Пообещай, я прошу.
— Ну, хорошо, — Сёма пожал плечами, — если хочешь, обещаю.
Хитрая неестественная улыбка не сходила с его губ. Марина не поверила этому обещанию, но в то, что Сёма способен на убийство, она верила ещё меньше. Всё это казалось дурным сном, выдумкой.
— Ладно. Пойдем домой, Сём. Поздно.
*
На следующий день Сёма слёг с высокой температурой.
Когда он вернулся из леса, мама встретила его на пороге и, учуяв запах сигарет, стала на него кричать и бить по плечам, по куртке. Она была очень маленького роста, поэтому Сёма почти не ощущал её легковесных ударов и не закрывался от них. Он только привычно виновато улыбался, думая совсем о другом. Сёма очень любил свою маму, долгое время она была для него всем, но теперь его сердце безраздельно принадлежало Марине. Он вспоминал, как они попрощались перед подъездом, и теперь он снова был уверен, что сможет её завоевать. Наверное, мама чувствовала, что он думает о другой, и от этого разъярялась ещё больше. Она не хотела, чтобы её Сёмушка становился таким же безответственным негодяем, как другие мальчики его возраста, она боялась, что они испортят его, научат употреблять наркотики, материться, не уважать её, мать, которая с таким трудом и любовью воспитывала его. Легкомысленные девицы задурят ему голову, отнимут его у неё, разобьют его доброе сердечко и бросят погибать под каким-нибудь забором конченным наркоманом и алкоголиком. Или что ещё хуже: заставят его наложить на себя руки. Сёмина мама знала, как коварны эти грязные потаскушки, потому что в прошлом, в очень-очень далеком прошлом, она и сама была такой.
Мама кричала, её тонкие, вспененные химической завивкой волосы вздрагивали рыжим облаком вокруг её головы и колыхались, но она не почувствовала того, другого запаха, поэтому Сёма был доволен. Когда он содрал с рук Маринины перчатки, она замолчала, а потом запричитала с той же силой, с какой кричала всего несколько секунд назад.
— Сёмушка? Ты опять? Опять, да? — она ласково увлекла его в ванную. Помыла его руки, обеззаразила раны, вынула занозы из-под посиневших ногтей, и перебинтовала его пальцы. — Что тебя расстроило, Сёмушка, что такое, мой миленький? Почему ты опять делаешь это? Тебя кто-то обижает в школе?
Но Сёма молчал. Её помощь ему была не нужна.
Ночью он почувствовал себя хуже, а наутро температура была уже так высока, что мама, почти в истерике, вызвала скорую. Врач совсем не удивился тому, что на руках Сёмы были круглые без отделов для пальцев рукавицы, совсем как те, что одевают детям, чтобы они не поранили сами себя. Он очень хорошо знал эту семью. Знал ещё с тех времен, когда ему пришлось вынимать из петли Сёминого папу.
После укола Сёма спал и во сне видел лес. Ему снилось злое и прекрасное лицо Марины, которое она давала ему целовать, а потом отталкивала, говоря, что большего он пока не заслужил.
Потом к нему приходил БОБ. ОН хохотал, страшно кривил лицо, отчего походил на безумца, и тыкал в Сёму толстым пальцем. А Сёма был ребенком. Он дрожал от страха, что-то мямлил и чувствовал, что ещё чуть-чуть, и он позорно описается прямо в штаны. Сёма уже пустил теплую струю, сбегавшую по голой ноге в левой штанине, и изо всех сил надеялся, что этого не заметит БОБ, но ЕМУ, кажется, не было до этого никакого дела. БОБ наклонился к Сёме очень близко, так, что он даже почувствовал на себе его горячее шумное дыхание, и что-то вложил в его маленькие потные ладони. Тяжесть этих предметов придала Сёме сил.
========== VII ==========
Марина отодвинула штору и выглянула на улицу. Скамейка была пуста. «Тем лучше», — подумала она. Хорошо бы, он совсем исчез из её жизни.
В сумерки двор казался неприветливым и тревожным. Черные тени ползли по пустой бесплодной земле, а дальше были только голые ветки деревьев и невзрачные типовые многоэтажки. В таком городе ничего никогда не происходит. «Единственное, чего нужно опасаться — это сойти с ума со скуки», — думала Марина, и всё же ощущала беспокойство. Словно кто-то сжимал и царапал её изнутри, где-то в районе желудка. Хлопавший на ветру белый пакет, запутавшийся в ветвях дерева, вдруг сорвался, взлетел вверх и почти сразу же исчез в темнеющем небе.
Марина отошла от окна и вставила в магнитофон кассету, собственноручно записанную с радио, отчего многие песни начинались не сначала и обрывались кусками рекламы. Она сделала погромче, чтобы заглушить звенящую пустоту квартиры, в которой, как ей казалось, она слышала шёпот леса. Лес был далеко, за колючей проволокой водоканала, за несколько недель от сегодняшнего дня, но Марина знала, что в эту секунду он наполняется неясными, тревожными шорохами, напоминающими перешептывание и чьи-то шаги. Она вспомнила Сёму, его влажные торопливые ладони, свой страх, от которого подкашивались ноги и звенело в ушах, а ещё его слова о том, что к нему приходил БОБ. «Теперь всё будет по-другому, — говорил безобидный придурок Сёмушка, — так, как хочет БОБ».
БОБ был её фантазией, её страхом перед лесом, но теперь всё будет так, как хочет ОН.
Марина нервно засмеялась и, громко подпевая песне, выпотрошила свою косметичку на диван. Сёма заразил её своим безумием. Но он не появлялся уже больше двух недель, и ей казалось, что всё приходит в норму. После того разговора, Сёма больше не маячил перед её окнами, не звонил в дверь, и, кажется, даже не появлялся в школе. Возможно, его забрали в психушку, кто знает? Марине так было только спокойнее. Она твердо решила не забивать себе голову ерундой и вести жизнь нормальной девушки: слушать музыку, зависать с друзьями и ходить на дискотеки. Всё это было скучно и бессмысленно, но это было НОРМАЛЬНО, а значит, необходимо.
«БОБ знает толк в развлечениях», — подумала она, наклоняясь к зеркалу и обводя губы карандашом. Эта мысль ей показалась гадкой, но она не могла заставить себя не думать об этом.
«Сам бы он ни за что не додумался до такого», — Марина сомкнула красные накрашенные губы, размазывая помаду. Закатав рукава черной одолженной у старшей сестры блузки, Марина расстегнула ворот, так что почти виднелся лифчик, и придирчиво оглядела себя. Из зеркала на неё смотрел некто, напоминающий шалаву.
«БОБУ бы понравилось. Не боишься заблудиться в лесу?»
«Боюсь, — подумала Марина, выключая музыку и прислушиваясь к тишине, — ещё как боюсь».
В подъезде было холодно. Не успела Марина нажать на кнопку звонка, как дверь открылась, и вышла Алёна. Как будто только и ждала, когда Марина появится перед её дверью. Хотя, возможно, она действительно высматривала её в глазок.
— Отпустили только до десяти, — разыгрывая досаду сказала Алёна, застенчиво поправляя короткую юбку, — иначе вообще не пустят.
Марина недовольно поморщилась, но согласно кивнула. Она знала, что Алёна идёт с ней только потому, что не хочет показаться трусихой и малолеткой.
— Ладно. Мне тоже желательно вернуться раньше, чем мои вернутся.
Алёна неопределенно взглянула на неё и поёжилась.
— Отчим сегодня рассказывал, что труп какой-то девчонки нашли. Её изнасиловали и задушили её же колготками. Что-то отрезали, кажется. Уши, что ли.
— Уши? Глупо как-то, — Марина вспомнила серёжки с большими красными камнями в Сёминой ладони и хохотнула.
— Ну, я не знаю. В общем, меня еле отпустили, пришлось соврать, что дискотека в школе под присмотром учителей, и мы дружной компанией туда и обратно. Так что давай быстрее, а то мне самой шугано.