— О! — притворно округляет он глаза в удивлении. — Так ты больше не делаешь вид слепой овечки? — Пэн сладко ухмыляется, ударяя горячим дыханием ей в лицо. По телу Венди проходит дрожь. — Поэтому ты украла нож?
Она лежит под ним неподвижной безвольной куклой. Неспособность выбраться и предпринять что-либо в свою защиту душит заводит не хуже осознания колотящегося сердца и приятного жара в теле. Пэн полный мудак. Но она хочет его.
Фак.
— А ты как думаешь?
— И что бы ты сделала? — глумится он. — Всадила мне лезвие под ребра? Или перерезала глотку?
Венди ужасается:
— Я не!..
— Вот-вот! Никогда не берись за оружие, если знаешь, что не сможешь нанести удар! — страстно шепчет Пэн ей в губы. — Запомни, Птичка!
— Конечно, не смогу! — мстительно выплевывает она в ответ, игнорируя прокатившую дрожь по позвоночнику. — Я же не ты!
Ты — псих, садист, преступник, ненормальный мальчишка с комплексом бога, не желающий взрослеть и принимать, что мир — не персональная площадка для игр, а люди — не фигуры на шахматной доске, от которых можно легко избавиться.
Пэн сладко скалится, поняв намек.
— Это было наказание. Хочешь знать за что? — он продолжает, не дожидаясь ответа, в каком-то пугающе заведенном запале: — Именно из-за этого идиота меня поймала Эмма! Феликс отвлекал охрану магазина, а Дэвин должен был стоять на шухере, пока я выношу кассу. Чего он, как можешь догадаться, не сделал. Намеренно. Он бросил мне вызов и подставил. Идти против меня было ошибкой с его стороны. А я не прощаю ошибок! Палец — это меньшее, чем он мог отделаться!
На самом деле это была лишь первая часть наказания. Всю остальную грязную работу за Короля выполнят подданные. Завтра Дэвин уже не встретит рассвет. Но Птичке об этом знать не нужно.
— Если ты считаешь, что это оправдание, ты больной!
Пэн на секунду замирает, и на его губах медленно расцветает острый пугающий оскал. Сердце Венди пропускает удар. В глубине потемневшей зелени — голод.
Еще одна его патология: все ее оскорбления для него — комплименты.
— Вот тебе новость, Птичка, — вкрадчиво проговаривает он, вскидывая брови. Дыхание сбитое, — мне плевать, как ты это видишь!
Он просто хочет трахнуть ее. Здесь и сейчас. В своем волчьем логове. На своем диване.
Пэн резко подается вперед, впиваясь в исторгающие проклятья губы. Венди отказывается отвечать, тщетно елозя под навалившимся телом. Она знает, наученная опытом, что это только сильнее его (их обоих) раззадорит, но не может остановиться из принципа. Этот ублюдок слишком много о себе возомнил, если решил, что она сдастся так просто. Венди изворачивается в ярой попытке скинуть Пэна с себя, но неожиданно ударяется промежностью о постепенно твердеющий член.
Черт!
Пэн приглушенно стонет сквозь поцелуй, усиливая давление, и еще теснее прижимается к ней, создавая между гениталиями трение. Она невольно выгибается. Ее гулко бьющееся сердце пускает по венам жидкую панику наравне с жаром. И Венди не придумывает ничего лучше, чем раскрыть рот в ответ на настойчивое требование и позволить Пэну углубить поцелуй. А после — со всей силы укусить за язык.
Пэн с шипением отстраняется, упирая почти безумный взгляд прямо в широко распахнутые оленьи глаза.
— Отпусти меня! — Венди тяжело дышит.
Он кривится.
— Брось, Птичка. Ты вся такая… «правильная»! — брезгливо выплевывает Пэн. — Но там, глубоко внутри, ты же хочешь, чтобы тебе вновь хорошенько взъерошили перышки, разве нет? — его брови саркастично подпрыгивают. Он знает как его Птичка обожает это. — Взять хотя бы твой поцелуй в переулке…
— Тебе мало уже имеющихся статей?! — шипит она. — Хочешь, чтобы на тебя повесили еще и изнасилование?!
Может, она и хочет его, но не станет спать с ним. Не после всего. Вот уж нет! И не надо напоминать ей про тот поцелуй в переулке!
— Изнасилование — это когда, один из партнеров против. А мы оба знаем, что ты этого хочешь, Птичка, — уверенным тоном разбивает он ее внутренние установки, — не отпирайся!
Пэн с усмешкой припадает к ее шее, вызывая легкую дрожь истомы. Шея — самая сильная эрогенная зона, которую он нашел путем ужимок на лестничном пролете Завода.
В то время их близость была волнующей. Горячила кровь своей запретностью и нуждой постоянно изощряться, чтобы «отношения» оставались тайной. Той Венди нравились эти игры в прятки и хождение по лезвию ножа. Той Венди нравилось дразнить Короля Неверлэнда, позволяя касаться себя иной раз слишком вольно. Они начинали с руки Пэна в ее трусиках, доводящей иной раз Венди до слез, и заканчивали ее ртом под пряжкой его джинс. Все переменилось, когда в один из таких дней Пэн показал, что на самом деле вел в игре он. С самого начала.
Их первый раз был на узком подоконнике лестничного пролета. Ее голая спина вдавливалась его горячим телом в холодное стекло, пока Пэн ритмично толкался в нее. У Венди на бедрах остались лиловые синяки в форме пальцев, а с шеи почти месяц сходила гематома от укуса, которым Пэн пытался себя сдерживать.
Он назвал ее своей собственностью.
Поцелуи Пэна жадные, болезненные. Оставляющие следы на чувствительной коже. Как и жесткая хватка на запястьях, которых Венди совсем не чувствует. Зато отлично чувствует накатывающую с новой силой панику. Дыхание сбивается, температура в смотровой опасно повышается. В висках стучит адреналин. Венди закусывает губу, подавляя всхлип, когда зубы игриво прикусывают ушную раковину. Пэн тяжело дышит, все его тело напряжено.
Он хочет ее.
А если Пэн чего-то хочет, он идет до конца.
— Прекрати, Питер! Я не хочу!
Имя — последнее средство достучаться до неуравновешенного придурка.
Пэн отрывается от нее и вскидывает голову с рыком. Это было забавно вначале, но слишком затянулось.
— Да что с тобой?! — он зол. Нет — взбешен. — Какого черта ты строишь из себя мисс Невинность? Ты с самого начала знала, кто я! Сколько раз мы трахались?!
Грубые слова хлещут пощечиной, и Венди шумно выдыхает, тут же поджимая губы.
— Я была дурой, — отводя взгляд тихо проговаривает Венди.
Она, и правда, — была.
— Так побудь дурой еще раз. Если до тебя еще не дошло, Птичка: завтра я покину Сторибрук. И больше никаких наших игр в кошки-мышки, которые тебе так нравятся.
Взгляд прожигает до костей. Ее — коротко вздрагивает под его.
— Ты правда уедешь?.. И оставишь меня в покое?.. — до Венди только сейчас доходит, что это не шутка и не уловка. И вроде надо бы радоваться, только вот не выходит. Новость шокирует.
По-правде говоря, Венди этого совершенно не хочет. Без Пэна с его вмешательством в ее жизнь, та снова станет унылой рутиной.
Он раздраженно закатывает глаза. Иногда Птичка перебарщивает с образом «глупышки». Вместо ответа он пошло поводит бровями и приказывает:
— Расслабься.
Он целует ее. Страстно. Порывисто. И на этот поцелуй Венди отвечает. Почему-то. Наверно, потому что до сих пор не приходит в себя от всех эмоциональных скачек, по которым Пэн ее прокатил. А, может, думает, что это все действительно в последний раз. Один раз напоследок поддаться своим демонам же можно, правда?
Пэн одним рывком переваливает Венди из состояния поперек дивана — вдоль, сам забираясь с ногами, и медленно проходится языком по ее нижней губе. Венди ловит его только-попробуй-снова-укусить взгляд, брошенный исподлобья. И ей становится смешно. А следом горячо и мокро. Она стонет ему в рот, и он собирает ее многострадальные затекшие запястья вместе над головой. Вновь сковывая, только уже одной рукой. Вторая — пускается шарить по вздрагивающему от нетерпения телу, в конце концов оказываясь под толстовкой и бюстгальтером, на груди.