Том глотал сосиски, почти не разжёвывая, - они чуть похрустывали во рту. Потом потянул сок через соломинку, отложил её и принёс себе новую.
- Чего молчишь? - спросил Том.
Том был бледен. Здесь все бледны. Только он, Мат, загорелый, как медь, стоит ему взглянуть на свои руки. Волосы на них совсем выгорели.
- А что рассказывать? Ну, карабкался.
Ему не хотелось здесь, за столом, уставленным тарелками, в сутолоке говорить о горах. Да и что расскажешь?
- Закурим? Выйдем, здесь нельзя.
- Ладно. Только подниму рюкзак в свою хату.
- Зачем? Оставь у меня.
- Ага. Послушай, - он наклонился через стол, - там позади меня, у стены, сидит одна деточка...
- Блондинка?
- Да.
- Ну и что? Знаешь её?
- Нет. Что она там делает?
- Приглянулась?
- Не можешь по-человечески ответить?
Том вытер рот бумажной салфеткой.
- Сидит с каким-то типом.
Парень не мог скрыть своего разочарования.
- С типом? Кто он такой?
Друзья переговаривались почти беззвучно - как всегда на людях. Они понимали друг друга чуть ли не по движениям губ.
- Чернявый, с перстнем и баками. Шарманщик или фокусник, из тех, что с силомерами.
- Болтают?
- Он треплется. Строит глазки.
- А она?
- Может, хватит? Пошли, Мат. Это бессмысленно.
Друзья поднялись, и, когда Мат нагибался за рюкзаком, ему даже не пришлось оборачиваться, чтобы увидеть стену, выложенную синим кафелем. У брюнета был оливковый цвет лица, пиджак с подложенными ватой плечами и грудью, брюки песочного цвета и ядовито-оранжевые туфли. Он выклёвывал вилкой рис на тарелке своей соседки, а та очаровательно смеялась, будто бы защищаясь от вторжения. Мат забросил за спину рюкзак, Том помог застегнуть ему ремни, и они пошли.
Том жил рядом, но его улица походила скорее на окраинную - у самого дома росла липа. Она уже отцвела. Из окна комнаты можно было срывать листья. Мат ждал внизу, в холодных сенях, - Том сам отнёс рюкзак наверх. Минуту спустя загремели ступени под его ногами. Друзья неторопливо вышли, некоторое время молчали. Лотки ломились от фруктов. Ногам становилось нестерпимо жарко в тяжёлых башмаках. На углу, у кинотеатра, посмотрели фотографии и направились дальше.
- Послушай Мат, я хочу тебе кое-что сказать.
Приятель взглянул на Тома сверху вниз - наконец-то!
- Что же, например?
- Не здесь.
- Вот как? Хочешь, поедем в бассейн?
- Нет. Отвратительные голые туши - толстяки, старые бабы, - и всего этого больше, чем воды.
Мат приподнял брови - не успел он вернуться, как Том уже командует.
- Так куда же?
- Туда, где никого нет.
- А именно?
- Идём.
Больше они об этом не говорили. Мат несколько удивился, когда сели в автобус, 68-й загородный, но промолчал. Ехали долго; несмотря на открытые окна, было душно. Небо заволакивала какая-то пелена, хотя облаков как будто не было. Когда ехали по солнцепёку, становилось трудно дышать. На последней остановке они вышли и, миновав садовые участки, огороженные свежевыкрашенной сеткой, свернули в боковую аллейку. Только теперь Мат понял.
- Будь ты не ладен! Мы идём на кладбище?
- Ну так что же? Там никого нет.
Ворота были заперты, они прошли немного дальше, к калитке. Сначала появились огромные, серые, позеленевшие гробницы аристократии - маммоны с лепкой, изваяния с колоннами; семейные склепы с цветными стёклышками, миниатюрные храмы, мавзолеи. Когда свернули с главной аллеи, дорога стала сужаться. Вместо асфальта здесь был гравий, сухой и сыпучий, по сторонам надгробья поменьше, стандартные, словно сошедшие с конвейера; бетонные глыбы, кое-где чернели полированные плиты, на некоторых надписи уже стёрлись, буквы выкрошились.
Они шли дальше. Всё больше было старых деревьев, могилы терялись в высокой некошеной траве. Наконец, Том остановился у часовенки среди берёз.
- Здесь?
- Сядем.
- Ладно.
Поодаль стояла скамейка, трухлявая, рассохшаяся, в щелях - зелёный мох, сухие кленовые листья. Сели. Том открыл новую пачку сигарет, Мат постучал сигаретой о ноготь, достал пробковый мундштук. Наверное, специально купил к этой встрече. Но ничего не сказал. Они закурили.
- Я всё это время не курил, - признался он, пуская дым через нос и рот.
- Ты?!
- Да, но потом надоело. И вовсе не из-за того, что нельзя было иначе. Просто - чего ради воздерживаться?
- Расскажешь как-нибудь?
- Сперва ты. Ведь говорил...
Том отчаянно затягивался.
- Что за история? Бабёнка?
- Вот ещё...
- Тогда постой. Догадываюсь. Ты что-нибудь придумал? Опять?
- Мат, ей-богу...
- Знаю, знаю. Это не липа, всё абсолютно реально, дело верное, могу даже поклясться. Допустим, ты всё это мне уже сказал, а теперь выкладывай.
- Ты надо мной смеёшься.
- С какой стати? Ну, выдумщик, не заставляй себя упрашивать...
Том, тронутый, улыбнулся, склонил голову.
- Ну разве я виноват, что придумываю вещи, которые никому не приходят в голову.
- Конечно. Разве я говорю, что это плохо? Это хорошо. Ну?
- Видишь ли... теперь... это нечто большее. Не знаю, как объяснить. Ты не поверишь.
- Ну не поверю. И что же случится?
- Хочется, чтобы поверил.
- Том, валяй!
Молчание продолжалось довольно долго. Они затягивались, стараясь не стряхнуть пепел, шелестели берёзы. Было пусто.
- Тут... дело касается летающих тарелок.