На платформе ждало множество людей, и Дендре отвлеклась, пытаясь понять, откуда все взялись, потому что она почти никого не видела, когда спускалась. Тишина, какая иногда бывает на станциях, внезапно нарушилась шумным потоком воздуха из туннеля, затем появились яркие огни поезда, раздался грохот колес по рельсам. Завизжав тормозами, состав остановился, с шипением раскрылись двери. Пройдя по почти пустому проходу вагона, Дендре села между дремавшим негром и индусом в чалме, читавшим книгу в бумажной обложке «Деловой успех за 80 дней».
Дендре закачалась в одном ритме с вагоном, мчавшимся под улицами города. На несколько минут ее загипнотизировало зрелище людей, казалось, висевших на ременных поручнях. Одни при свете ярких ламп читали газеты, другие смотрели в пустоту. Она привыкла ездить в метро. Здесь была знакомая территория, мир, где она чувствовала себя уверенно. С Гидеоном она была на чужой территории, но после того, что испытала там, она скорее улетела бы, чем отказаться от этого. Ради любви Гидеона девушка согласилась бы на любые жертвы. Внезапно она пришла в восторг, поняв, что он имел в виду, когда пожелал ей счастья: это означало, что Дендре должна жить в двух мирах, собственном и его. Гидеон, разумеется, был прав, именно так она и намеревалась поступить. До чего он умен, сказала себе Дендре, откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза. Все решено. Она выбрала свой путь. Они будут вместе до конца жизни.
Дендре сделала последнюю пересадку. Она пыталась оживить в памяти проведенный с Гидеоном день, но ничего не получалось. На ум приходили только мысли о матери, отце, брате. Гидеон, разумеется, попал в точку и тут: у нее был старший брат, Орландо, который ее обожал. Конечно, она не могла вдруг взять и рассказать домашним о Гидеоне, о том, что лишилась девственности и ей это очень понравилось. Придется таить свое счастье, думала Дендре, предаваться сладким грезам, когда она будет одна в своей комнате, а между тем неторопливо, осторожно готовить почву для того, чтобы представить Гидеона своей семье.
Дом семьи Московии не был элегантным: маленькое, окрашенное в кремовый цвет квадратное здание с такой большой верандой, что там на цепях висели качели, с черными ставнями и наружными ящиками для растений, где вся зелень уже высохла. По обеим сторонам улицы тянулись похожие дома. Однако у них на заросшем бурьяном заднем дворе высилось большое дерево, спереди располагался небольшой газон, где проплешин было больше, чем травы.
На улице уже стемнело, и на веранде горел свет. Дендре вставила ключ в замок и рывком распахнула дверь. Ее встретил восхитительный аромат материнской стряпни: тушеной капусты, ростбифа, картофельных клецок. Этот запах, атмосфера уюта и любви заставили Дендре на время забыть о Гидеоне и проведенном в распутстве дне.
Никто из родных не бросился встречать блудную дочь, и Дендре сообразила, что это один из трех вечеров в неделю, когда она занималась в школе искусств на Манхэттене. Отец поцеловал ее и помог снять пальто. Он и Орландо, старший брат, до сих пор были единственными мужчинами, которые для нее что-то значили. Теперь, когда Дендре познакомилась с Гидеоном, ей было с кем их сопоставить. По сравнению с полным жизни красавцем, в которого она влюбилась, отец выглядел старым, усталым, измотанным. При этой мысли у нее защемило сердце. Она обняла отца и на несколько секунд прижалась к нему.
Возможно, Дендре впервые взглянула на отца без дочернего обыкновения видеть в отцах героев, белых рыцарей, всегда готовых прискакать и спасти их. Гершель Московиц – скорняк, тихий человек, довольный своей участью, он стремился к покою любой ценой, был счастлив в лоне своей религии и всей непритязательной жизни. Мать Дендре, Фрида, спокойно властвовала в доме. Оба они были скорее мечтательными читателями книг, созерцателями жизни, чем деятелями. Фрида с головой уходила в романы, поэтому ее дети и носили имена героев двух нашумевших книг, прочитанных во время ежегодных недельных летних отдыхов в горах на севере штата Нью-Йорк.
Смущенная новыми для нее мыслями, Дендре отошла от отца.
– Как дела в колледже? – спросил он. – И в школе искусств? Надеюсь, день прошел интересно, малышка?
К счастью, у Дендре не оказалось времени на ответ, потому что появилась мать со словами:
– Герш, ты каждый день задаешь одни и те же вопросы. Как день у Дендре может быть интересным, если она изучает в колледже бухгалтерию? Бухгалтерия есть бухгалтерия.
Это было сказано не сурово, скорее буднично, и Фрида, обожавшая мужа, при этих словах погладила его по щеке и улыбнулась.
– Ты, конечно, права, – кротко отозвался он.
– Ужин через двадцать минут, – объявила Фрида и, обняв дочь за плечи, дошла с ней до подножия лестницы, там крепко стиснула ее, повернулась и направилась на кухню.
Дендре стала подниматься, на середине лестницы остановилась и села на ступеньку. Атмосфера дома, любовь и уважение родителей окутывали ее, как мягчайшее кашемировое одеяло. Дендре обхватила себя за плечи. Мать с отцом всячески поддерживали друг друга. Способны ли она и Гидеон на такую любовь и преданность? Хватит ли у них сил, чтобы идти на жертвы ради детей? Все родственники и друзья родителей восхищались тем, как живут Московицы: просто, без ссор, в ладу и согласии. Дендре осознала, что ни разу не слышала пререканий в доме. В трудные времена (а таких дней было немало) родители никогда не жаловались, просто делали, что могли.
Родственники – дяди, тети, двоюродные братья и сестры, гораздо более обеспеченные, занимавшие более высокое положение в обществе, – утверждали, что Фрида любовью к мужу, заботой о нем и о детях создает в семье такую жизнь, какую хочется ей, что это эгоистично. Критика была бессмысленной, потому что у родственников не имелось доказательств, что муж и дети Фриды недовольны этой жизнью.
Дендре охватило беспокойство. Она и ее семья принадлежали к среднему классу и были довольны своей скучной, размеренной жизнью. Постоянство, уравновешенность, стабильность, размеренность – все это было в ее характере. Даже теперь Дендре радовалась тому, что представляет собой, гордилась своими корнями, хотя Гидеон показал ей иной образ любви и жизни; главное – иметь мечту и стремиться к ее осуществлению. Дендре чувствовала, что у нее нет возврата в родительское гнездышко, в гущу еврейской общины, бывшей до сих пор основой ее жизни. Вернуться означало бы отказаться от Гидеона, а это было немыслимо. Ей хотелось, чтобы он всегда любил ее, как сегодня, снова и снова, до конца жизни. Страсть глубоко прожгла ее, заклеймила как принадлежащую ему на всю жизнь.
Дендре услышала, как мать напевает на кухне, и поняла, что она поистине дочь Фриды; она могла любить Гидеона так же сильно, как мать любила ее отца. Что до Гидеона, то в нем не было ничего от ее отца. Гидеон будет любить ее, как сможет, и этим удовлетворится. Дендре раз и навсегда решила, что это ее устраивает. И как будто бы оживилась от этой мысли. Она побежала вверх по лестнице, перепрыгивая через ступени, но направилась не в свою комнату, а постучалась в дверь Орландо и, не дожидаясь ответа, вошла.
Ее брат поднял взгляд от книги. Каким красивым, веселым, нежным и добрым он показался Дендре. Она подошла и села на кровать рядом с ним. Орландо – гордость семьи – учился в Гарварде на последнем курсе медицинского факультета.
– Привет, – сказала Дендре.
– Привет, – ответил Орландо и широко улыбнулся. Дендре подумала, что брат всегда ей улыбается. Он обнял ее. Будучи на пять лет старше, брат относился к Дендре покровительственно с тех пор, как она была младенцем. Он называл ее малышкой, и в конце концов это стало домашним именем. Дендре восхищалась братом. Он получал в Гарварде стипендию и работал на двух работах, чтобы обеспечивать себя. У Гершеля Московица просто не было денег, чтобы обучать сына.