Язвительность в голосе Эдер возмутила девушек, которые ее обожали. Они ожидали восхищения, по крайней мере – комплимента тому, как похорошела Дендре.
Пьета наивно сказала:
– В Русской чайной все поворачивались и смотрели на маму. Сейчас она выглядит по меньшей мере так же изящно и элегантно, как Барбра Стрейзанд, не правда ли, Эдер?
– Пьета, мне внешность Барбры всегда не нравилась. Что бы она с собой ни делала, некрасивый нос есть некрасивый нос, тебе не кажется?
Раньше Эдер не позволяла себе ничего подобного. Гидеон, всегда защищавший Дендре, бросил неодобрительный взгляд на свою красивую любовницу с безупречным носом.
– Кажется, наша очаровательная Эдер восприняла твой новый облик как вызов. Так ведь, Дендре? Весьма неожиданно, поскольку вы всегда находились в совершенно разных лигах.
Гидеон пришел на помощь жене, как всегда, когда думал, что та растерялась. Но Дендре испытывала совсем иные чувства. Ей удалось вывести из равновесия молодую красавицу. Впервые за то время, пока длились отношения Эдер с Гидеоном, она нарушила неписаный закон: «Никогда не оскорбляй жену».
Эдер поняла, что совершила ошибку, и пошла на попятный. Встала с дивана, подошла к Дендре, чмокнула ее в щеку и сказала:
– Я всегда считала, что у тебя свой, совершенно индивидуальный стиль, а теперь ты преобразилась. Выглядишь потрясающе – красивой, интересной, очень обаятельной.
Дендре понимала, что соперница держится снисходительно по отношению к ней, но не хотела, чтобы язвительность продолжала отравлять вечер. В этом случае Эдер как более умная и находчивая одержала бы верх.
– Эдер, это очень любезно с твоей стороны. Теперь прошу прощения, мне нужно вернуться на кухню. Гидеон, будь добр, выбери вина. Эмбер, расставь стулья. Пора к столу.
Ужин был, как всегда, превосходным. Все обсуждали прошлый вечер, даже Дендре. Ели и пили слишком много. Гидеон сидел рядом с Эдер, и не замечать страсть молодой женщины было трудно: она забавляла, поддразнивала его, заставляла постоянно смеяться. Гидеон очень хотел ее и все время прикасался к ней под видом шутки или желания подчеркнуть важность сказанного.
Наконец ужин кончился. Гости и хозяева поднялись, но задержались, обсуждая достоинства бронзовой статуэтки Генри Мура – полулежащей обнаженной, – которая украшала стол, освещенный свечами. Дендре взяла Эдер под руку со словами:
– Пойдем, посмотришь мой новый жакет. Хочется знать твое мнение о нем.
Это была откровенная ложь, обе женщины это понимали. Дендре поступила расчетливо, обратясь к Эдер, когда та стояла рядом с Гидеоном. Художник просиял от удовольствия и высвободил руку, которую держала его любовница.
В спальне Эдер сказала:
– Ну, показывай свой треклятый жакет. Это ведь только повод, да?
– Ты не говорила Гидеону о моем утреннем визите?
– Сама понимаешь, что нет, – раздраженно ответила она.
– Собираешься оставить его? – с надеждой спросила Дендре.
– Разумеется, нет! Забудь об этом, Дендре, если хочешь удержать его. Гидеон готов бросить тебя ради меня, уверяю, это правда. Достаточно будет одного ложного шага.
– Эдер, я не остановлюсь.
– О Господи! Ты подчас так наивна, Дендре, что я прихожу в отчаяние. Новая одежда и прическа, дабы произвести впечатление на Гидеона, не помогут тебе добиться цели.
– Думаешь, я сделала это для Гидеона? Ошибаешься. Для себя. Кстати, он тебя предупредил, что мы уезжаем на Гидру на несколько месяцев?
– Когда? – спросила Эдер.
– О, так ты не знала? Я сказала ему, что хочу поехать туда, он все обдумал, и мы едем в пятницу.
– Ты сделала это нарочно, чтобы разлучить нас! Знала, что мне будет трудно уехать из-за моих обязанностей в «Метрополитен». Ты более изобретательна, чем я могла представить.
– Нужда всему научит.
– Раз так, я расскажу ему все.
– Подумай о последствиях, – напомнила Дендре.
– Тебе тоже следует подумать!
– О, я подумала.
С этими словами Дендре подошла к шкафу, достала жакет и надела.
– Теперь ты его видела, – сказала она и ушла, оставив Эдер. Ее соперница посидела несколько минут на кровати, стараясь справиться с гневом. Она никак не ожидала от этой домашней клуши такой решительности! Войдя в гостиную, Дендре объявила:
– Хочу поехать в «Содружество». Что скажешь, Хэвер?
– Я – за, – ответил он.
– Гидеон?
– Отличная мысль. Девочки, надевайте пальто. О, минутку. Эдер терпеть не может это заведение. Ну что ж, она в меньшинстве. Едем. Кстати, где она?
– Здесь. Что происходит? – ответила Эдер, войдя в комнату.
– У Дендре блестящая мысль – едем заканчивать вечер в «Содружество», – сказал Хэвер.
– Раз я в меньшинстве, то, видимо, должна буду составить вам компанию, хотя мне там не нравится. Нет! Видеть не могу это заведение. Лучше пораньше лягу спать.
– Я вызову тебе такси, – сказал Гидеон.
На быстроходном пароме от Пирея до Гидры пассажиров было немного: несколько американцев и с полдюжины островитян. Гидеон и Дендре были знакомы со всеми. Начались объятия, поздравления с возвращением, улыбки и, конечно, болтовня обо всем, что произошло на острове, пока Пейленбергов не было. Были открыты ящики, появились фисташки, свежие фрукты, бутылки вина.
Гидеон был на острове самой известной личностью, все его любили и не нарушали его уединения. Местные жители с почтением относились к тому, что он, Дендре и их дочери учили греческий язык. К хозяйке дома обращались со всеми проблемами, какие возникали между местными и жившими на острове иностранцами, потому что она в отличие от большинства из них бегло говорила по-гречески! О Гидеоне и Дендре часто можно было слышать: «Они не только говорят, но и думают по-гречески».
Островитяне, отнюдь не отличавшиеся утонченностью, без конца говорили о том, какой красивой стала Дендре. Интересовались, когда приедут их дочери и Эдер, не стесняясь задавать вопросы.
Когда показался остров, Гидеон взял жену за руку, они вышли из бара и пошли на нос судна, как и почти все пассажиры. Солнце было теплым, воздух свежим, прохладным, дул легкий ветерок. Стоял прекрасный день средиземноморской зимы.
– В греческих островах есть особое очарование – неудивительно, что на них жили боги. Мне всегда хотелось верить, что они существовали в действительности и решили превратиться в мифы, чтобы пережить всех нас, – сказал Гидеон. Обняв Дендре за талию, он притянул ее к себе и страстно поцеловал в губы.
Дендре тоже любила острова. Они с Гидеоном никогда не бывали так близки, как в Греции. «Этот поцелуй, его чувство ко мне сейчас – любовь, какую он никогда не будет питать к Эдер. К сожалению, он сам не понимает этого, он с головой ушел в страсть к ней. Оценит он свою любовь ко мне, превосходящую чувства к Эдер или к любой другой женщине, когда я уйду от него», – мысленно сказала себе Дендре.
Они наблюдали, как остров становился все больше. Гидеон и Дендре поглядели друг на друга. Лица обоих были взволнованными, счастливыми. Они рассмеялись, Дендре обняла Гидеона и принялась страстно целовать в губы, в щеки, нос, подбородок. Она ухитрилась свесить ноги. Протесты остальных, испугавшихся, что она упадет за борт, не произвели впечатления ни на Дендре, ни на Гидеона.
Паром подошел так близко к берегу, что Дендре, глядя в прозрачную воду, видела, как повышается дно. Капитан дал три гудка, оповещая о прибытии судна, когда они огибали конец острова и входили в изогнутую полумесяцем бухту. Порт медленно появлялся, и в конце концов они подошли к словно бы искусственному амфитеатру белых домов, поднимавшихся один над другим до самой вершины крутого холма.
Дом Пейленбергов стоял почти на середине склона, и его было видно отовсюду – он находился почти по центру порта. Потребовалось несколько лет, чтобы купить землю, окружавшую два их первых дома. Теперь у них было все, чего только можно было желать. Их владения занимали три яруса и были окружены высокими белыми стенами. Большой семейный дом, другой поменьше, в котором Гидеон велел оборудовать собственную ванную и спальню, дом для гостей, большая мастерская, еще один дом для слуг. Там были четыре двора с растениями в горшках, травой, тремя пихтами и бассейном.