Гауптман доволен их работой и, сказав унести трупы, уходит сам — бежит скорее погреться. Все тащат убитых через небольшую котельную, у входа которой припаркован грузовик, который увезет трупы в поле. Но фон Штромберг до грузовика не доходит — взвалив себе на руки Олю, он скрывается в темном проходе, уходя через коридоры в небольшую глухую комнатку без окон. Закрыв за собой дверь, он опускает девушку на ноги и сразу же знаком показывает ей, чтобы она молчала. Оля, зажимая ладонью кровоточащую рану, внимательно смотрит на него и молча, одним лишь взглядом спрашивает, что им теперь делать.
Он знает, что им делать. Он сам давно планировал сбежать отсюда, но никак не решался сделать это в одиночку. Теперь же ему подвернулся отличный момент, который упускать он никак не собирался.
Сдвинув тяжелую крышку люка, он помог Оле спуститься вниз, а затем спустился сам, закрыв за собой крышку. Как только фон Штромберг оказался внизу, то сразу же ему в нос ударил неприятный запах канализации. Запах буквально разъедал слизистую, но он не обращал на это никакого внимания — в штрафбате теряешь всякую чувствительность и восприимчивость к чему-либо.
— Идем? — тихо спросила стоявшая рядом с ним Оля.
— Да, — кивнул он, зашагав вперед. — Так мы сможем выйти к соседнему зданию. Оттуда можно сбежать.
Услышав тихий всхлип девушки, он обернулся. Рана на ее плече стала кровоточить еще сильнее.
— Сильно болит? — спрашивает он, убирая ладонь с ее плеча и осматривая рану. Оля кивает, закусив губу. — Повезло, что не сквозная. Потерпи, скоро выйдем.
Фон Штромберг, взяв ее за руку, повел ее за собой. Под ногами плескалась мутная вода, но он не обращал на это никакого внимания. Он знал, что нужно пройти еще пару десятков метров, свернуть пару раз и тогда они попадут в тот старый заброшенный дом, где смогут переждать время до ночи.
Спустя сорок минут они попали на пустой чердак того дома. Здесь было пыльно, стоял какой-то затхлый запах, но здесь было намного лучше, чем там, откуда они сбежали.
Фон Штромберг отошел от окна. Он знал, что теперь, если его поймают, то генерал уже не поможет. Его точно расстреляют. Расстреляют точно так же, как он должен был расстрелять Олю.
— Как рука? — спросил он, подойдя к девушке.
— Болит, — шипит она, судорожно вздыхая.
Он видит, что она терпит. Терпит, чтобы не заплакать от сильной боли.
— Давай пулю вытащу, — фон Штромберг опускается рядом с ней. Он знает, как надо это делать — Оля сама научила его этому в прошлый раз. — Уж прости, что тут антисанитарные условия, но… Сейчас будет немного больно.
Оля лишь тихо вскрикнула, когда он вытащил пулю. Стянув свой шейный платок, он помог ей обвязать им рану.
— Спасибо, — тихо произнесла девушка, когда он закончил, и спешно добавила: — Мартин.
— Мы квиты, — усмехается он, постучав пальцем правой руки по плечу, где у него остался небольшой шрам.
Прислонившись к стене спиной, он вспоминал, как Оля тогда вытащила ему пулю из руки. Как ее тонкие пальцы аккуратно делали это… Они тогда не говорили друг с другом почти всю ночь. Фон Штромберг ближе к рассвету задремал, но скоро проснулся, услышав тихий девичий вскрик. Это был тот самый оберефрейтор… Штромберг до сих пор помнил, как он повалил того на пол и с какой ненавистью бил кулаками по лицу. Лишь после того, как он слез с полуживого оберефрейтора и вернулся на свое место, Оля сама подсела к нему и, заглянув в глаза, предложила помочь с рукой.
Посмотрев на девушку, он только сейчас понял, что на ней только лишь одна гимнастерка и юбка. А чердаке, фон Штромберг чувствовал это даже сквозь свою шинель, было чертовски холодно. Поэтому, быстро сняв в себя шинель, он набросил ее на дрожащую девушку.
— Спасибо, — снова повторила она, глядя на него снизу вверх. От ее взгляда зелено-карих глаз в груди фон Штромберга что-то сжималось, снова и снова напоминая ему, что он все еще человек и что он может что-то чувствовать.
— Не благодари, — он качнул головой и отошел к окну.
Ему чертовски хотелось курить. За последний месяц ему удалось лишь однажды затянуться — сигарета нашлась у кого-то в штрафбате. Но сейчас… сейчас он готов был душу продать хотя бы за еще одну затяжку.
С улицы раздаются крики, мимо дома проехал грузовик.
— Нам предстоит долгая ночь, — вздыхает фон Штромберг, отходя от окна. — Даже слишком долгая…
***
24 декабря, 1942 год
06:48
Они стоят на самом краю заснеженной рощи, стоят, глядя друг другу в глаза. Оля, еле заметно улыбаясь уголками губ, чуть щурит свои зелено-карие глаза. Она, как и обещала, помогла ему выйти из окружения.