Он ждал меня в назначенном месте, ежась от холода и щурясь от мелкого снежка, который начал сыпать ближе к вечеру. Пришел. На окраину леса, на встречу с рядовым закладчиком, один — пришел. Мои подозрения почти переросли в уверенность, но было глубоко плевать. После того, как она стояла за моей спиной, щекоча голую кожу на горле ледяными пальцами ветра, угрожающе тощая фигура Заики уже не вселяла того страха. Вообще страха не было, если честно-то, хоть я и понимал прекрасно, что мне с ним не справиться, если начнется канитель.
Когда я подошел, он, вместо приветствия, лишь коротко дернул подбородком. «Где груз?» — перевел я.
— Заначил. Я соскакиваю, Заика. Хватит с меня.
— Где з-з-з… — он нервно дернул головой и выдавил, — зззаначил?
— В матрасе блин. Тут неподалеку, в лесу, — я кивнул головой в сторону. — Я с этим говном на кармане больше шагу не сделаю. Отдаю тебе и досвидос. Меня вчера чуть не приняли, все, хорош.
Заика дернул головой в сторону леса, и я опять понял без слов: «Веди». А облегчение, на секунду мелькнувшее в его глазах, окончательно развеяло мои сомнения. Ему нужно было оказаться со мной один на один подальше от людских глаз. Слухи о показательном наказании имели под собой все основания. Репутация Заики только вырастет, если одного из проштрафившихся несунов найдут по весне в лесочке.
Легкий снежок превратился в крупные хлопья, ветерок закручивал их в смерчики среди вечернего сумрачного леса. Уже к утру любые следы борьбы станут еле различимы. А уж когда меня наконец-то соберутся искать…
Я шел по тропе и нес какую-то херь про желание жить спокойно, учиться и выбраться из нашей дыры, а сам думал о том, насколько хочет жить сам Заика. Почему-то мне казалось, что гораздо сильнее меня. Он уже давно мог ткнуть пером мне в спину и тихо уйти тропами, прихватив мобильник. Концы в воду. Но он хотел убедиться в том, что я верну груз. Или не верну. Ему хотелось покрыть убытки или убедиться в их безвозвратности. Хотелось укреплять репутацию и подниматься. Хотелось денег и красивой жизни.
Мне хотелось сдохнуть.
Плотная группа елей выскочила из-за поворота как-то внезапно, как раз когда я всерьез задумался, где ее искать. Следы моей ночной прогулки немного занесло снегом, но они пока еще были видны. Я оглянулся и молча показал на них. Заика посмотрел на меня как на идиота, и я, вздохнув, зашагал по глубоким дырам в снегу на полянку. Никаких следов, кроме моих, там не было, но я знал, что она где-то неподалеку. Чувствовал. Дошел до пенька и сел, потер лоб.
Хочу ли я того, зачем привел его сюда? Да и с чего я взял, что она будет слушаться? Может, как раз в теперь ее устроит мое горло? Прислушавшись к себе я не ощутил ничего, кроме безразличия. Не спеша размотал шарф и закрыл глаза.
Ее присутствие было таким же острым и пугающим, от леденящего холода из-за спины меня передернуло и парализовало. Морозные токи воздуха вновь заскользили вдоль горла. Плевать. Если она выберет мое горло — плевать. Она или Заика — какая разница? Мне все равно нечего терять, незачем хвататься за жизнь.
Неинтересно.
Ощущение присутствия схлынуло, ослабло. Она кружила вокруг, будто ожидая чего-то. Хотя… мы оба знали чего.
— Там, снаружи, — почти беззвучно пробормотал я. — Думаю, тебе понравится.
Я не открывал глаз до тех пор, пока не услышал визг. Никогда не думал, что Заика может издавать такие пронзительные, почти женские звуки. Визг оборвался, сменился задыхающимся хрипом. Хрип начал удаляться. Хруст снега и треск ломаемых веток. Затихающие каркающие крики, горловое бульканье. Опять треск, теперь еле слышно. Вряд ли это ветки.
Выждав минут пять, я вернулся на тропу. От того места, где мы стояли, в противоположную от елок сторону вела цепочка неровных глубоких следов, быстро превращающихся в невнятную мешанину снега. Где-то шагах в десяти, среди чешуйчатых сосновых стволов, пока еще можно было разглядеть на снегу широкий размашистый веер бордово-черных брызг. Даже не представляю, как надо разделать шею человеку, чтоб из него так хлынуло. Полоса перепаханного снега исчезала под низко нависшими лапами елей, на которых тоже виднелись черные потеки. Сумерки и крупные хлопья снега старательно и торопливо скрывали следы ее игры. Я развернулся и не спеша зашагал домой.