— Это его зовут Робер? — уточнил Боксон, кивнув на начинавшего шевелиться грубияна.
— Да, и он — мой друг!
— Кокаин тоже он тебе продает?
— Да нет, мы с ним на пару покупаем, — доверчиво призналась девушка, и тут же, спохватившись, сказала: — Ой, какая же я дура!
— Похоже на то, — согласился Боксон.
Очнувшийся Робер сделал было попытку встать, но столкнувшись с неимоверной трудностью этого действия, предпочел остаться в лежачем положении. Что-либо дополнительно сказать он не рискнул и только тяжело дышал и двигал глазами.
— Вставай, студент, и будь повежливей! — обратился к нему Боксон. — На полу лежать тебе предстоит в будущем.
— Это когда? — спросила девушка.
— В тюрьме, конечно. Наверное, очень скоро. Кстати, юноша, намочи платок холодной водой и приложи к скуле, а то останется синяк.
Боксон поднялся со стула и направился к выходу, обернувшись у двери, добавил:
— Ну все, ребята. Ведите себя хорошо, передайте Алиньяку, что приходил полковник Боксон. Пока.
Он шел по лестнице вниз и между третьим и вторым этажами вдруг остановился. Постояв несколько секунд в неподвижности, резко развернулся, и побежал по лестнице вверх. Успел вовремя.
Располосованное полотно картины клочьями свешивалось с мольберта, а героический Робер с остекленевшими глазами, сжимая в руке пружинный нож любимое оружие деклассированной молодежи — медленно приближался к трясущейся от страха незадачливой натурщице.
— Эй, ты, Фантомас из Монпарнаса! — окликнул его Боксон.
Робер повернулся в его сторону.
— Дерьмо! — прохрипел наркоман. — Ты, дерьмо…
Полковник отлично знал, насколько опасны вооруженные наркоманы.
Нанюхавшись кокаина, некоторые из них совсем не чувствуют боли, умудряются встать на сломанные ноги, а уж сломанными руками дерутся абсолютно все. Движение ножа в руке наркомана непредсказуемо, физическая сила на несколько решающих мгновений может быть невероятна. Иногда наркомана проще убить, чем связать.
Боксон не хотел убивать Робера. Он просто перехватил его руку с ножом, рванул на себя и качнулся в сторону. Робер перелетел через подставленную ногу, и оказавшийся за его спиной Боксон резким сильным движением вверх выломал ему плечо.
Потом он запихнул выпавший нож под круглое ложе (вещественное доказательство самообороны), тащил скулящего Робера вниз на улицу, на всякий случай вызвал «скорую помощь». Оставив юношу в полуобморочном состоянии на тротуаре дожидаться приезда медиков, Боксон поднялся в студию.
— Где Робер? — спросила девушка.
— Внизу, — Боксон протянул ей сигареты и зажигалку. — Как тебя зовут?
— Марианна, — она закурила.
— Марианна — олицетворение Франции, а Франции следует подальше держаться от таких типов…
— Робер — мой друг!
— Ага, а после картины он бы разрезал тебя на продольные полоски. Это что, сейчас модно?
— Робер меня любит!
— Точно, в его глазах горело пламя страсти! Я заметил.
За окном замолкла приблизившаяся к дому сирена «скорой помощи».
— Быстро приехали, — констатировал Боксон. — Руку ему сохранят, но ножом размахивать уже не будет. Ты есть хочешь? — спросил он.
— Хочу.
— Тут недалеко есть приличное бистро. Тебе нравится бифштекс с жареной картошкой? — Боксон оставил на столе визитную карточку.
— Крутая тачка! — восхитилась Марианна, усаживаясь в «шевроле-корвет».
— Да, иногда мне удается посидеть за рулем хорошего автомобиля…
Они сидели в маленьком бистро, куда Боксон и Алиньяк заходили ещё в свои студенческие годы, — как и двадцать лет назад, было чисто, недорого и вкусно.
— Зачем вы носите собой сигареты, если сами не курите? — спросила девушка.
— Иногда я курю — это во-первых. А во-вторых — помогает мне общаться с людьми, с тобой, например. Кстати, кофе здесь тоже неплох. Тебе заказать?
Завершив ужин, Боксон спросил:
— Куда тебя отвезти?
— Не знаю… Вообще-то мы с подругой снимаем квартиру возле Восточного вокзала. Но сегодня к ней должен прийти её друг…
— Тогда поедем в театр.
— В театр? В «Одеон»?
— Нет, в маленький театр «Юпитер», здесь недалеко, на Монпарнасе. Сегодня там какой-то мюзикл по одной из пьес Лопе де Вега.
Трещание телефона разбудило Боксона рано утром, за окном ещё темнели сумерки; Марианна не проснулась, предыдущий вечер слишком утомил её.
— Чарли, это ты? — Алиньяк радостно кричал в трубку. — Что случилось с моей картиной?