— Вы можете все это изложить письменно?
— А у вас, что, нет с собой магнитофона?
— Доклад с вашей подписью в любом случае будет более весом…
— Я не буду ничего излагать письменно и подписывать.
— Вы отказываетесь от своих слов?
— Нет. Но мой доклад в Лэнгли может попасть в руки какому-нибудь высокопоставленному идиоту, который решит, что финансирование Савимби следует прекратить. И тогда УНИТА превратится в толпу вооруженных бушменов, бродящих по саванне. За полгода кубинцы их или переловят, или перестреляют. Коммунисты останутся в Анголе полновластными хозяевами. Оппозиции некуда даже будет бежать — влияние Луанды обрушится на соседние страны. У Претории достаточно своих проблем — со всем Югом Африки ей не справиться. Сейчас жители Анголы имеют хоть какой-то выбор — после исчезновения УНИТА как реальной вооруженной силы выбора у ангольцев не будет. Запад и без того уже слишком много стран просто так подарил русским, не следует одаривать их ещё раз. Надеюсь, я понятно разъясняю свою позицию?
— Вполне. Значит, вы рекомендуете УНИТА сосредоточить свои усилия против кубинцев?
— Да, я уже об этом говорил. Куба — маленькая страна, это русские могут позволить себе безумие многолетнего истребления своих солдат где-нибудь в Афганистане. Куба же не выдержит долгих напряженных боевых действий.
— А если русские направят свои войска в Анголу?
— Русские военные советники уже в Анголе. Но выдержит ли Россия одновременно две войны?
— А УНИТА сможет выдержать, как вы выражаетесь, напряженные боевые действия?
— Думаю, что сможет, но при одном главном условии: если УНИТА будет удерживать в своих руках стратегическую инициативу, и задавать темп этой войне. Или же стратегическая инициатива должна быть в руках тех, кто платит армии генерала Савимби.
— Вы считаете, что ЦРУ должно усилить свое влияние на Савимби?
— Я считаю, что ЦРУ за свои деньги вправе требовать более выдающихся результатов, чем какой-нибудь взорванный мост через ручей или минометный обстрел деревенского стада. И, осмелюсь отклониться от темы, это относится ко всем операциям, оплачиваемым ЦРУ. Прошу меня извинить за вторжение в область вне моей компетенции.
— Значит, вы все-таки не будете излагать ваше мнение письменно?
— В данном случае — нет.
— Можно ли надеяться на дальнейшее сотрудничество с вами?
— Да, если условия контракта будут мне интересны.
— Вы поехали бы снова в Анголу, к Жонасу Савимби?
— Да, с самим генералом у меня не было никаких разногласий.
— А если бы вам предложили район Центральной Америки?
— Я немного знаком с Никарагуа, думаю, что мог бы быть полезен и там, но десять лет назад я воевал на стороне сандинистов и с людьми президента Самосы мне трудно будет найти общий язык. Стоит ли рисковать, тем более, что в Латинской Америке успешно работают специалисты из США.
— К сожалению, они работают недостаточно успешно, иначе бы у США не было бы в том регионе столько проблем.
— Это, конечно, к теме не относится, но было бы глупо в всех проблемах обвинять только племянников дяди Сэма…
— Прекрасно, вы хорошо понимаете ситуацию, мистер Боксон. Ваш почтовый адрес прежний — кафе «Виолетта»?
— Да, это самый надежный, хоть и не самый быстрый путь меня найти.
— А самый быстрый?
— Разве что домашний телефон, но я так редко бываю дома… Лучше письмо.
— Благодарю вас, мистер Боксон, за эту встречу!..
Солнца в квартире актрисы Николь Таберне было столько же много, сколько его не хватало в квартире полковника Боксона. Огромные мансардные окна выходили на юго-запад, потому обои рекомендовались просто белые любой рисунок выгорел бы за полсезона.
Синеглазая брюнетка, примадонна музыкального театра «Юпитер» Николь Таберне, подставив прорывавшемуся сквозь стекла потоку утреннего солнца свои сногсшибательной красоты ноги, наблюдала, как Боксон завязывает скромный клетчатый галстук цветов клана Мак-Дуган.
— Чарли, ты живешь у меня целую неделю, и каждый день уезжаешь в свою пещеру за очередным галстуком. Может быть, тебе проще все галстуки перевезти сюда?
— Милая моя, даже для моего скромного гардероба в твоем жилище место не предусмотрено. К тому же, таскать за собой чемодан с вещами пристало только бездомным.
— Опять будешь блуждать по Парижу?
— Париж — это город моего детства, это моя юношеская любовь, сгоревшая на майских баррикадах 68-го года. И я столько гулял по джунглям, сельвам и саваннам, что каменная твердь парижских тротуаров ласкает мои натруженные ноги, — он посмотрел на неё, и добавил. — Даже если они не столь красивы, как твои. Между прочим, у меня каждый день деловые встречи.