— Не нужно, я все понимаю, Чарли. Франция содержит Иностранный легион — и потому во Франции к наемникам относятся с пониманием. А понять — значит простить.
— Стоп! — воскликнул Боксон. — Самобичевание нам ни к чему. Приступим к завтраку. Тебя устроит холодная ветчина и кофе по-колумбийски?
— Что такое кофе по-колумбийски?
— В кофе добавляют несколько сухих листочков коки. Получается интересная смесь.
— Так ты ещё и наркоман?
— Ни в коем случае! Просто я вспомнил один рецепт. Меня научили ему в Никарагуа. Как давно это было!
Но сухих листочков коки у Боксона не обнаружилось, и Катрин ехидно обвинила его в хвастовстве. Боксон обвинение отрицал:
— Если бы я просто хвастал, то предложил бы кофе по-кайеннски — с перцем. Вероятно, это было бы весело!
Их смех был прерван зуммером телефона.
— Господин Боксон! — звонивший с первого этажа швейцар был смущен, хотя и старался это скрывать. — Тут у входа стоит десяток репортеров, что рекомендуете делать?
— Никого не пускайте в дом, если захотите отвечать на вопросы, то отвечайте предельно честно — они все равно дознаются до правды. Жильцы очень недовольны?
— Они не в восторге, — скупо сообщил швейцар.
— Понятно. Мы скоро уедем. Во двор репортеры не пробрались?
— Они дежурят у главного входа, но парочка пасется возле вашего «корвета».
— Мы выйдем через лестницу для прислуги. Выезд со двора свободный?
— Да, я никому не разрешаю там стоять.
— Интересно, — задумчиво произнес Боксон, возвращаясь к столу, почему репортеры не замечали нас целую неделю и почему они ни разу не позвонили мне по телефону?
— На первый вопрос, Чарли, ответить очень легко, — в голосе Катрин послышалась грусть. — Я стала настолько привычной частью парижской жизни, что на меня уже не обращают внимания. Понадобилась целая неделя, чтобы заметить, что я не одна. Скорее всего, репортерам об этом сообщил кто-то из студии. Такие тайные осведомители есть в команде любого артиста.
— С явлением шпионажа я знаком, — бодро подхватил тему Боксон. — Когда я разрабатываю очередную операцию, то кроме меня, никто не знает даже общего плана. Думаю, что именно поэтому я до сих пор жив. И не сосчитать, сколько парней пропало только из-за того, что позволили себе намекнуть самым надежным людям самые ничтожные детали своих проектов! Но все же: почему репортеры ни разу ещё сюда не позвонили?
— Опять же очень просто, Чарли. Когда мы вчера приехали, я отключила телефон.
— Зачем?!
— Я не хотела, что бы хоть кто-нибудь мешал нам. Я хотела, чтобы нам было спокойно и хорошо.
— Спасибо тебе, моя темноглазая женщина… Мне действительно с тобой очень хорошо…
Затрещал телефон. Боксон взял трубку.
— Полковник Боксон? Вас беспокоят из редакции «Фигаро». Можно ли договориться с вами об интервью?
— Пока нет, — Боксон прервал разговор, подключил автоответчик и убавил звук динамика до минимума.
— Вот так нам тоже особо не помешают, — сказал он Катрин и спросил: Тебе во сколько надо быть в студии?
— Через час, Чарли. Скоро поедем, я только переоденусь…
Телефон время от времени трещал, автоответчик записывал слова дозвонившихся. Голубой «шевроле-корвет», возглавив небольшой караван из репортерских мотоциклов и автомобилей, направился в сторону студии Катрин Кольери.
Среди телефонных сообщений, записанных автоответчиком, было и приглашение живописца Алиньяка посмотреть на готовый портрет певицы.
В великолепной монмартрской мансарде с видом на Эйфелеву башню Боксон встретил Алиньяка и Николь Таберне.
— Чарли, ты опять оскандалился! — смеялась актриса.
— Николь, — отвечал Боксон, — меня теперь будут любить все женщины мира, но, если серьёзно, то мне страшно.
— Почему?!
— О, рядом с Катрин Кольери я — никто! Рано или поздно это поймут все — и она в том числе. И тогда я буду ей в тягость.
— Чарли, — вмешался Алиньяк, — прекрати говорить глупости. Наконец-то рядом с Катрин Кольери появился настоящий мужчина — на это намекают все воскресные газеты мира! И вообще — лишней рекламы не бывает.
— Николь, как у тебя дела? — сменил тему Боксон. — Автоответчик твоего телефона не располагает к откровенности.
— Американец протрезвел и пообещал вывести мой образ в своем очередном романе. В театре время отпусков, наверное, поеду с этим янки в Грецию — он мечтает побывать на родине Онассиса.