Отдохнув после дороги, к вечеру Боксон купил букет роз, и отправился в кафе "Виолетта", что на бульваре Османн, недалеко от перекрестка с улицей Лафайет.
Новый сожитель хозяйки, итальянец Филиппо, не выразил особого восторга при появлении Боксона, тогда как сама Сюзанна Тьерсо не сдержала торжествующей улыбки: когда-то бедный студент Чарли Боксон два семестра подряд по вечерам мыл в кафе "Виолетта" посуду и не очень сопротивлялся, когда молодая хозяйка предложила ему остаться на ночь. Но навсегда в её постели Чарли оставаться не захотел, от предложенной денежной поддержки наотрез отказался, но уважение к женщине сохранил на все последующие годы.
В зале кафе было малолюдно, и они уединились на маленьком складе.
- Где ты так долго пропадал, Чарли?
- Последний мой контракт был где-то в Африке. Почта есть?
- Ну вот, ты сразу же за дело. Нет, чтобы расспросить о моей жизни, рассказать о своей...
- Сюзи, твои дела идут неплохо, год назад столько сортов виски на полках бара не наблюдалось, а Филиппо старается вовсю...
- Филиппо помогает мне, женщине одной так трудно, ведь ты же отказался быть на его месте...
- Сюзи, эту тему мы обсуждаем уже семнадцать лет, и ты все ещё не теряешь надежду?..
- Какая надежда, Чарли, я раскусила тебя давным-давно! Другие только мечтать могут о таком месте, а ты опять лезешь под пули черт знает где, и смеёшься над бедной женщиной!
- Да, Сюзанна, я знаю, что если когда-нибудь я подкачу к дверям твоего заведения в инвалидной коляске, мне поднесут чашечку кофе и даже предложат тарелку супа. На "Джонни Уокер" я, конечно, не претендую...
- И тебе все ещё не надоел твой юмор висельника?
- Сюзанна, я уже не меняю свои привычки. Наверное, приближается старость...
- Все, я прекращаю с тобой разговаривать, ты становишься невозможным! Вот твоя почта, - она протянула Боксону пластиковую папку с конвертами.
В этой почте тоже попадались рождественские открытки, все от бывших сослуживцев по Иностранному Легиону, и имелось несколько деловых писем, некоторые из них уже не предполагали ответа за давностью отправления, но были и относительно важные послания.
Самым занимательным было приглашение на бал по случаю 50-летия издательства "Олимпия-Пресс" - приглашались здравствующие авторы всех книг, когда-либо выпускавшихся издательством.
Боксон даже задумался о необходимости приобретения к этому событию смокинга, и тогда на память пришло имя Исаака Герфенштейна - так звали портного с улицы Бабилон, что в VII-м округе Парижа. Исаак Герфенштейн не претендовал на лавры и доходы Кардена или Диора, но мужские костюмы шил ничуть не хуже, а может быть и лучше прославленных кутюрье, так как не имел ни одного недовольного клиента, ибо к клиентам относился с пониманием и дело свое любил.
В другом конверте обнаружилась изложенная на бумаге краткая просьба позвонить по указанному телефону и подпись: Дуглас Бэнкс, помощник атташе по культуре, посольство США. Обычно помощниками атташе по культуре бывают сотрудники разведывательных ведомств. Последние годы работу Боксона оплачивало ЦРУ, и проигнорировать просьбу этой организации было бы просто неприлично.
В следующем конверте лежало приглашение посетить живущего в Париже изгнанного центрально-африканского императора Бокассу. Последняя встреча Боксона с императором состоялась в августе 1979 года, в Банги, столице тогдашней Центрально-Африканской империи. Полковник и император обсуждали структуру и вооружение моторизованной пехотной дивизии.
Бокасса вникал в мельчайшие подробности, отлично ориентировался в политической ситуации на Африканском континенте, и результатом обсуждения стало решение не создавать громоздкие дивизии, а ограничиться созданием мобильных моторизованных бригад - в современной африканской войне решающее значение имеет не количественная мощь войск, а мобильность и маневренность некрупных, но хорошо вооруженных соединений.
Иногда, задумываясь о вечном, Боксон приходил к выводу, что к своим 33-м годам он все-таки сумел кое-что сделать - великолепный проект военной реформы в Центрально-Африканской империи. Правда, наградой за это стало нападение местных киллеров, нанятых разведслужбой французского министерства иностранных дел; хотя Боксону и удалось в нужный момент не оплошать (он отделался несколькими в общем-то серьезными ранениями), но намек такой прозрачности он понял правильно и, испросив отпуск для лечения, немедленно уехал в Европу, а через полтора месяца, в октябре 1979-го, император Бокасса оказался без трона и империи.
Просмотрев почту и определив план действий на завтрашний день, Боксон направил "шевроле-корвет" на бульвар Сен-Мишель. Там, недалеко от Люксембурского дворца и рядом с театром "Одеон", держал свою студию друг детства - художник Жан-Луи Алиньяк.
2
Преодолев пять этажей, Боксон нажал кнопку звонка у двери с медной табличкой "Жан-Луи Алиньяк, гений". Звонок не работал.
Попытавшись постучать, Боксон открыл незапертую дверь и осторожно шагнул за порог.
- Есть тут кто? - громко спросил он. В темноте прихожей кто-то зашевелился и затих. Боксон зажег зажигалку, осмотрелся. Какой-то юноша спал на кушетке нездоровым сном пьяного человека; вдоль стены выстроилась шеренга бутылок с разнообразными этикетками. Примерно такую же картину Боксон видел год назад, когда зашел к Алиньяку перед отлетом в Йоханнесбург. Ничего интересного в прихожей не заметив, Боксон открыл другую дверь и зашел в студию.
Жан-Луи Алиньяк любил, чтобы в помещении было просторно до пустынности. Но все равно приходилось держать в студии необходимый минимум - несколько стульев, стол. У стены, прямо на полу, были расставлены картины без рам. "Эпоха, когда рама была частью мебели, давно прошла!" - заявлял Алиньяк. - "И в наше время рама должна быть незаметной!" К услугам багетного мастера Алиньяк обращался только при подготовке выставок.
Посредине студии располагалось круглое ложе, так как иначе назвать это подобие подиума было бы неточно. Лежащая на ложе вполне одетая блондинка подняла голову и тревожным голосом спросила:
- Вы кто?
- Полковник Боксон.
- Полковник? - она нахмурила лоб, пытаясь соображать. - Полиция, что ли?
- Нет, я свободный художник.
- Ну и черт с ним! - девушка опустила голову на подушку и тут же снова приподнялась:
- Это как - свободный художник?
- Это - для души. Где Жан-Луи?
- Какой Жан-Луи? А, этот... Все утро рисовал меня голой, потом куда-то свалил.
Боксон подошел к мольберту. Портрет был почти закончен и отличался реалистичностью изображения. Впрочем, Алиньяк всегда придерживался традиций классического реализма, лишь иногда его слегка заносило в авангардизм, но в самые нескандальные его течения.
Девушка на картине выглядела так же, как в жизни - молодо и симпатично.
Она села на краю круглого ложа и спросила:
- Сигарета есть?
- У меня только американские, - Боксон протянул ей пачку "Лаки Страйк".
- А спички у вас есть?
- Спичек нет, - ответил Боксон, щелкнув зажигалкой.
- Крутая вещь! - оценила девушка, разглядев платиновый "Дюпон".
- Ага, - согласился Боксон.
Они помолчали. Девушка курила. Потом не выдержала паузы:
- Вы и вправду полковник?
- Император Бокасса хотел, чтобы я был генералом, но я отказался.
- Какой император?
- Император Центрально-Африканской империи Бокасса Первый.
- А, это тот, который людоед, что ли?
- Не знаю, сам не видел, хотя в газетах об этом что-то писали. Но разве можно верить газетам?
- А разве нельзя?
- Верить можно только себе...
- Наверное. А я дура, всем верю.
- Напрасно...
- Вы тоже врете, что вы - полковник?
- Нет, последние три года я действительно был полковником.