Но Лорен это не радует. Хоть её и хвалят, поддерживают, но радости внутри не обнаруживается. Вместо этого какая-то боль. Грусть, что всё вышло именно так.
Воспоминания о бое давят на неё. Заставляют со страхом окунаться в прошлое. Те события... те моменты, когда её жестоко избивали, с унижением толкая прямо на пол. Та жестокость. Её сильная боль. Её даже схватывают судороги, когда она задумывается о произошедшем.
- Всё было зря... – она с болью озвучивает своё мнение. Заставляет себя не плакать. Умоляет себя ни о чём не жалеть. – У меня ничего не вышло.
Но миг — и её рука оказывается в хватке Зейна. Малик решительно хватает её за запястье своей ладонью и ещё глубже всматривается в её глаза. Он не согласен. Он категорически отрицает это мнение. А она с удивлением не понимает почему.
- Министерство признало твою победу, – с радостью сообщает он. С такой гордостью в душе и с таким блеском в своих тёмных глазах. – Так что, Лорен, ты как раз таки добилась своего.
И она почти не верит в это. Приоткрывает с восторгом рот, наслаждаясь безумным счастьем. Дрожит от волнения и смотрит на Малика так, будто он просто сказал что-то невероятное.
Победа. Её столь сладкая и необходимая победа.
Боже мой... Она это сделала! Она доказала им всем! Она смогла добиться этого чёртового выигрыша!
В глазах такая радость. Девушка даже не сдерживается, отчего несколько слёз начинают течь по щекам. Улыбка не сходит с лица. Вера в такое чудо заставляет пронзиться некой эйфорией, от которой хочется взлететь.
Господи, спасибо! Спасибо за то, что ей дан этот миг! Ведь ради этого... ради этого она действительно готова была идти до конца.
Но почему-то всё это время Зейн не разделяет с ней радости. Его взгляд всё такой же пронзительный, а руки не на секунду не отпускают её запястье, которое продолжают удерживать в своей хватке. Сначала Лорен этого даже не замечает. Но потом заметить приходится. Потому что ладони Малика сжимают её крепче. Потому что он подносит её руку к своим губам. И целует так жадно, так горячо, что её разодранные до крови пальцы почти пекут от таких страстных прикосновений.
Что же он делает?.. Что вообще происходит?
А Зейн не останавливается. Он целует её руку, как сумасшедший, а потом, наклоняя голову и сжимая её ладонь, он судорожно дышит. Рыдает теперь сам Малик. Теперь сам он, тот, кто отличался своим хладнокровием и бесчувственностью, проникается дикими и настоящими слезами.
- Ты умирала у меня на руках, Лорен... – шёпот. Дикий, прерывистый. – Ты умирала у меня на руках.
Она не знает, что сказать. Она не знает, что делать.
Просто сидит и чувствует то напряжение, которое раздирает этого человека по кускам. Он так измучен. Он так напуган, что сейчас до сих пор не может насладиться такой удачной реальностью. Ему больно.
- Ты просто знай, ладно? – его глаза находят её лицо. Он приподнимает голову и заглядывает прямо в центр её души. – Просто помни, как ты мне нужна.
И, наверное, этот момент стал роковым в её жизни. Наверное, это всё стало безвозвратной точкой её непрекращающегося безумия.
Потому что струна души резко содрогнулась. Злость на Зейна, за его поступки, за его слова, ушла на задний план. А что же осталось? Что же произошло?
Лорен неожиданно это выяснила. И неожиданно поняла.
Она влюбилась в этого человека. Она влюбилась в этого жестокого, ужасного Зейна, который принёс в её жизнь почти одну боль. И за что же возникла такая любовь? Отчего она смогла проявиться?
Наверное, от его искренности, не так ли? От того, как он сейчас на её смотрит. От того, как сильно он стал ценить её жизнь.
Она любит его. Просто потому, что сама любовь Зейна смогла её спасти этой ночью. Просто потому, что Зейн смог удержать её на этой земле.
Виктория медленно подходит к центру этого зала. Здесь пусто — никого нет, да и вряд ли кто-то появится в такое позднее время. Вокруг витает тишина и Виктория наслаждается этой атмосферой, улавливая каждое её мгновение. Ей не хватает спокойствия. Или хотя бы просто нужного одиночества, которое с нынешнего времени дарит ей силы.
Девушка аккуратно дотрагивается до набора ножей. Её любимое оружие. Её любимый вид силы.
Кончиками пальцев проводя по острому лезвию, Викторию с наслаждением удерживает в своей руке этот металлический предмет. Холодный, острый. Он так приятно соприкасается с её кожей. Она улыбается. Настраивается на нужный удар, а потом просто кидает нож в центр мишени.
Точное попадание. Ни одного лишнего сантиметра.
Ну конечно, Виктория же специалист в этом деле. Кто, как ни она, может справиться с этим занятием?
Но удовольствие от точного броска оказывается недолгим. Кто-то прерывает её уединение. Кто-то решается её побеспокоить.
Виктория сразу оборачивается. Глазами ищет владельца тех шумных шагов, что разносятся где-то по центру зала. С бешеным стуком в груди присматривается к окружающим. Она готовится к худшему. И она делает это не зря.
- Решила потренироваться? – мужской голос. Вопрос, от которого кровь застывает в жилах.
Самоуверенная брюнетка даже поджимает губы, ощущая предельное чувство своего недовольства. Она пропитывается внутренним ядом. Она наполняется тем самым жгучим гневом, что дарит ей силы.
Томлинсон. Этот мерзкий ублюдок, который решился не оставлять её в покое этим днём.
Она даже не удосуживается смотреть ему в глаза, боковым зрением замечая, как он постепенно к ней приближается. Так спокойно, медленно. Будто единственной целью, за которой он сюда пришёл, был обычный разговор, а не выяснение их далеко н дружелюбных отношений.
- Что ты хочешь? – Виктория спрашивает напрямую, наполняя свой голос привычным ехидством.
Она злится. Сильно.
Только потом уже решается развернуть своё тело, присматриваясь к стойке этого ублюдка. Ох, как трогательно. Тот подошёл к столу с ножами и с наглой ухмылкой на лице стал прокручивать один из видов этого оружия в своих руках.
Томлинсон выглядит опасно. Почти достаточно жутко, чтобы её напугать.
- Позволь, я расскажу тебе одну историю, – он говорит решительно.
Интонации голоса твёрдые. Спорить с ними явно бессмысленно. И Виктория не спорит. Просто сжимает руки у себя на груди и с вызовом смотрит своему недоброжелателю прямо в глаза.
- Когда-то была маленькая добрая девочка, – говорит Луи, не прекращая ухмыляться. И в душе Виктории уже боль, уже страх от того, что придётся услышать дальше. Она ведь знает эту историю. Она была её главным участником. – Она росла в прекрасной семье, была всем довольна и обеспечена. Да вот только... кое-что подорвало её. Кое-что превратило её в самую страшную стерву, – Луи строгим взглядом проходится по её фигуре. Продолжает не сразу, решая сделать пугающий шаг вперёд. От этого Виктории становится только хуже. – А затем её изнасиловал родной отец. Трахнул так, что разорвал почти все девичьи органы. И что же происходит с миленькой девочкой, Виктория? Она становится мстительной сукой, которая только и делает, как причиняет боль всем остальным.
Она дрожит. Тело содрогается. Глаза пылают. Ещё секунда и она прикончит этого ублюдка на месте! Нет! Он даже не смеет об этом всём вспоминать.
Это её личная жизнь. Это её прошлое... Это её личный кошмар.
- Что ты хочешь, Томлинсон? – повторение вопроса. Сжатие рук.
А Луи только ухмыляется. Голубые глаза темнеют. Руки увереннее сжимают нож.
- Ты предала меня, – он говорит спокойно. Он просто подходит ближе. – А значит, ты должна за это заплатить.
Уже страшно. Уже пугающе.
Ну же, Виктория! Не бойся. Делай хоть что-то! Не позволяй этому придурку тебя пугать. Двигайся!
Но она не шевелится. Она просто смотрит перед собой и только тогда, когда глаза Луи принимают чёрный цвет, ей всё становится ясно. Нет! Хочется закричать. Хочется сделать хоть что-угодно.
Потому что это опять случилось с Луи... опять. Эти глаза. Этот голос.