И вот. Теперь они сидят вместе. Теперь это молчание сдавливает их двоих. Теперь каждая секунда в этом сыром помещении заставляет их одновременно ощущать тяжесть такого безысходного положения.
- Я прикончу его, Зейн, – жёсткий голос Лиама. Сильное сжатие кулаков и хруст так сильно напряжённых пальцев. – Я убью его собственными руками.
Зейн понимает, о ком он говорит. Понимает, что речь идёт о Томлинсоне и что именно этого человека хотелось уничтожить в любой из последующих мигов своей жизни. Ему тоже хотелось распотрошить того на куски. Вырвать все внутренности и расцарапать их с пребольшим удовольствием.
Но ведь у Лиама внутри души горела неконтролируемая ненависть. И это было объяснимо — Луи слишком жестоко убил его родную сестру.
- Господи, ей же было всего двадцать пять лет, Зейн, – очередной всхлип парня, когда он опускает свою голову на ладони. – У неё была вся жизнь впереди. У неё всё... всё только начиналось.
И опять этот болезненный вопль, который Лиам пытается сдержать. Который пытается подавить, да вот голос уже самостоятельно выбивает нужный крик души. Слишком трудно сдерживать свои эмоции. Особенно сейчас, когда ты почти наедине со всем своим отчаянием.
Малик не находит, что сказать. Перед глазами опять проносится эта картина: выстрел Томлинсона, быстрая реакция Виктории и... её смерть. Всё произошло очень быстро. Мгновения были настолько безумными и опасными, что их продолжительность была совсем незаметной.
Всё проходило сквозь. Всё едва успевало отображаться в его голове.
Зейн краем глаза смотрит на дрожащего Лиама, ощущая очередной приступ острого чувства вины. Тот факт, что Виктория погибла из-за него, медленно раздирал его душу. Зейн не мог этого принять. Он не мог смотреть в глаза своему другу и понимать, что настоящим убийцей Виктории являлся всё-таки он, а не какой-то там Томлинсон.
Твоя вина, Зейн. Это всё именно твоя вина.
- Виктория хотела этой смерти, – вдруг слышится голос Зейна. И это производит такой сильный эффект, что это тут же заставляет Лиама поднять свою голову. И выпрямиться, облокачиваясь всем телом об спинку кресла. – Она погибла, чтобы меня спасти. Чтобы спасти мою чёртову жизнь.
Как ни странно, Лиам даже не двигается. Его взгляд опущен вниз, а руки всё также остаются в свободном положении. Никаких эмоций. Никаких чувств.
Зейн не ожидал этого, поэтому сквозь весь свой собственный страх он заставляет себя повернуть голову в сторону молчаливого Пейна. Их взгляды встречаются, но даже это ничего уже не меняет.
- Это неудивительно, – Лиам говорит с трудом. Ощущается всё напряжение его хриплого голоса. Вся внутренняя боль. – Виктория всегда тебя любила. Уж я то не мог этого не понимать.
Ещё больнее, Зейн. Очередной хлыст прямо в твоё израненное сердце. Зейн с трудом дышит и ощущает вновь эту чёрствую безумную вину.
Все знали. Все понимали. А он – нет.
Он всегда просто пользовался Викторией. Он всегда лишь играл с ней, являясь абсолютно уверенным, что и она точно также игралась и им. Как всё могло быть так по-другому? Как эта вечно высокомерная и безжалостная девушка вдруг могла иметь к нему такое сильное чувство?
Перед глазами всё тонет. Голова кружится. Дыхание становится учащённым. Как, чёрт побери, это выдержать?!
- Прости меня, – шепчет Зейн, сжимая свои зубы от боли. Он с трудом дышит и смотрит куда-то вниз, так глупо веря, что это хоть чем-то ему поможет. – Прости, Лиам, я... я так этого не хотел. Это случилось так быстро.
Теперь всхлип у него. Теперь яростный удар боли уже у Зейна.
Но Лиам ничего не говорит. Просто с пониманием кивает, зная, что уже всё равно ничего не изменить. Всё это сожаление, вся эта жалость — это просто бессмысленные попытки что-либо исправить.
Нужно менять происходящее ни словами, ни чувствами. А только решительными и уверенным действием.
Лиам смотрит куда-то в сторону и тогда Зейн и вспоминает, что должен был сказать. Что он обещал сделать.
Последняя просьба Виктории. Последнее, что Зейн мог для неё совершить.
- Твоя сестра хотела, чтобы ты знал, – наконец говорит Малик после своих приступов боли. Его взгляд опять встречается с Лиамом. Их лица застывают напротив. – Она хотела, чтобы ты понял. Это она убила своего отца.
И Лиам не двигается. Дыхание в какой-то миг перестаёт существовать внутри его тела. Обороты жизни замедляются. Ритм и движение сердца окончательно теряется в своём объёме.
Он понял. Он почувствовал это.
Такой шок, такой удар. Такую дикую боль.
Но всего на мгновение. Ведь теперь... теперь Пейн знает, что ему делать. И самое главное — он знает как.
Было целое собрание в полицейском участке для обсуждения того, что стоит предпринимать дальше. Отца Лорен, Уильяма Грейсона, пришлось осведомить о том, что случилось с его дочерью. Ему пришлось всё рассказать и сделал это лично Зейн.
Реакция мужчины, конечно же, была безумной. Сразу стали слышатся крики, огромные вопли и угрозы в сторону каждого, кто смог допустить такой ужас происходящих событий. Больше всех получил Зейн. Основную вину скинули на него, но полиция не стала предъявлять ему серьёзных обвинений, так как и так было ясно, кто совершил все преступления. Вину за убийство Виктории Пейн и за похищение дочери Уильяма была целиком и полностью возложена на Томлинсона. Именно его признали виновным. И именно его сейчас полиция стала разыскивать.
В поиск стал входить целый штат США. Были приняты огромные меры, ведь Грейсон не мог не переживать за свою дочь. Он сделал самое главное, что только мог — он поднял панику. И теперь эту панику чувствует почти всё государство. Теперь каждый знает, что у такого богатого человека пропала дочь. И теперь шансы на её нахождение увеличились.
Зейн хотел верить в то, что это ещё не конец. Внутри его души ещё существовала надежда и он не мог запретить себе верить в лучшее. С Лорен всё должно быть хорошо. Она обязательно найдётся целой и невредимой и её жизнь продолжит находиться в самой что ни есть безопасности.
Одной этой мыслью он и пытался жить. Помогал полицейским вести расследование и вмешивался в каждую проведённую ими операцию, как только мог. Он хотел помочь. Он хотел позволить себе окончательно поверить в то, что ещё не всё потеряно.
Но время шло. День проходил за днём, а где была Лорен, что происходило с ней и была ли она вообще жива, так и не удалось узнать. Всё осталось неизвестным. Хоть на шаг ближе к Луи Томлинсону никто не смог даже подойти.
Он хорошо скрылся. И неизвестно, сможет ли кто-то вообще его разыскать. Ведь что, если этот человек смог исчезнуть из их жизни навсегда?
Она слышит шум воды. Приятное дуновение волн, необъяснимое ощущение свободы. Раньше Лорен никогда не задумывалась о том, как прекрасно просто стоять на краю балкона и смотреть вниз, видя бескрайние воды такого могучего Тихого океана. Сейчас каждая секунда, проведенная в этом месте, кажется девушке каким-то чудом и она не может насладиться этим времяпровождением до конца. Ей хочется петь от счастья. Ей хочется быть здесь вечно.
Лорен провела в автомобиле около трёх дней и только спустя это время девушка узнала, что Томлинсон привёз её в Сан-Франциско. Было даже страшно догадываться, зачем Луи понадобилось приезжать именно в этот город и Лорен с усердием заставляла себя не паниковать. Она молча наблюдала, как Луи забронировал один номер в отеле и как стал созваниваться с кем-то из своих знакомых. Томлинсон вёл себя очень странно. Мрачно, замкнуто. Он почти с ней не разговаривал и хоть это напрягало, но Лорен была всё же довольна подобным расположением происходящих событий. Ведь как она вообще смогла бы с ним заговорить? Как смогла бы общаться с хладнокровным убийцей, который помимо этого ещё и похитил её, привезя в данное место против её воли?
Всё давило на Лорен. Перед глазами было убийство Виктории, испуганный взгляд Зейна и то, с какой безнадёжностью он сжимал раненное тело погибшей девушки. Эти моменты заставляли кровь застывать в теле. Они лишали всякого рассудка и оставляли за собой лишь болезненные шрамы, избавиться от которых уже не казалось возможным.