Какая я дура! — подумала она. Бегаю от него вот уже несколько недель и не решаюсь признаться самой себе, что не представляю без этого парня жизни, что мучаюсь от любви к нему, что никак не могу его забыть. И никогда не смогу.
Когда он проснется, я сама заведу с ним серьезный разговор. Скажу, что, несмотря на обиду, от которой, по правде говоря, практически ничего не осталось, вспоминаю о том нашем вечере чаще, чем о каком-либо другом событии из своего прошлого, и вспоминаю с радостью. Пусть воспринимает мое признание как хочет. Пусть даже опять подшутит надо мной, мне все равно.
— Мисс… — раздался откуда-то из-за ее спины знакомый женский голос. Она повернула голову и увидела женщину лет двадцати восьми в белом халате, пухленькую, пышущую здоровьем. На губах женщины не было улыбки, но лицо прямо-таки излучало доброжелательность и готовность помочь. — Здравствуйте. Это вы звонили и справлялись о состоянии мистера Хеннеси?
— Да, я, — ответила Кристин, отпуская пластинки жалюзи.
— Значит, мы уже беседовали с вами и немного заочно знакомы. — Женщина улыбнулась, и на ее щеках появились ямочки. — Я дежурная медсестра Глория Пирс. — Она протянула руку.
— Очень приятно, — пробормотала Кристин, со стыдом вспоминая, что, разговаривая с сестрой Пирс по телефону, сильно нервничала и, раздражалась. — Кристин Рэнфилд. — Она пожала протянутую руку. — Простите меня за несдержанность… Я имею в виду телефонный разговор.
Сестра Пирс опять улыбнулась своей неподражаемой, херувимской улыбкой.
— Ничего страшного. Мы к подобному привыкли. Когда нервы у людей, переживающих за родных, на пределе, они не в состоянии себя контролировать. Это естественно.
— Спасибо, что относитесь к нам с пониманием, — произнесла Кристин, тоже улыбаясь, впервые за сегодняшний сумасшедший день.
— Это наш долг, — сказала Глория Пирс. — Комната для родственников наших больных направо по коридору. А слева от центрального входа в больницу, в небольшом здании бледно-розового цвета, отличное кафе. Ваш… — она кивнула на палату Тима, — муж?
Кристин смутилась и покачала головой.
Сестра Пирс опять улыбнулась.
— Значит, наверное, будущий муж. В общем, он проснется еще не скоро. Сходите в кафе, выпейте кофе. Готовят его у нас просто отменно.
Кристин посмотрела на женщину с благодарностью.
— Спасибо.
Когда медсестра ушла, она некоторое время еще постояла у палаты Тима, глядя на него сквозь раздвинутые пластинки жалюзи. Потом, почувствовав вдруг, что жутко вымотана и что с удовольствием выпила бы сейчас чашечку кофе, медленно направилась к лифту.
Кофе в расположенном на больничной территории кафе готовили и впрямь отменный. Кристин села за столик у окна и, потягивая бодрящий напиток, погрузилась в мысли.
Ей представилось, как они с Тимом встретятся, когда тот проснется, и в груди у нее все замерло. Сначала она решила, что ему будет приятно ее видеть, что он начнет благодарить ее за оказание помощи, постарается, воспользовавшись моментом, высказать ей все, что так давно собирался сказать.
А потом она подумала вдруг о том, что Тим, возможно, опять отнесется к ее геройству скептически, вновь посмеется над ней, оскорбит.
В первое мгновение эта мысль настолько ее напугала, что Кристин чуть было не поднялась из-за столика и не уехала прочь из Сент-Энтони. Но ей удалось побороть в себе глупый страх и остаться на месте.
Пусть даже все выйдет именно так, принялась она рассуждать. Тогда я смогу окончательно убедиться, что между нами ничего никогда больше не будет. Вот и все. Только бы сдержаться, не подать виду, что я оскорблена, что никто не причинял мне большей боли…
Она сделала глоточек кофе, поставила чашку на блюдце и, рассеянно глядя сквозь окно на выходящих и входящих в здание больницы людей, принялась воскрешать в памяти ужасающие события сегодняшнего дня…
Ей в первую же секунду стало ясно, что у Тима сегодня особенно скверное настроение, поэтому, чтобы не показать своей обеспокоенности, она ответила на его приветствие сдержаннее обычного.
Он явился в клуб с парашютом, явно намереваясь прыгнуть, но дул сильный ветер, и Кристин очень надеялась, что у него хватит ума не испытывать судьбу. Она не смотрела в его сторону, но постоянно знала, где он, будто находилась с ним в какой-то сверхъестественной связи.
Метеослужба обещала скорое затишье, но, когда именно оно наступит, никто не знал.
Кристин подумала, что в ближайшие полчаса ничто не изменится, как раз в тот момент, когда боковым зрением увидела направляющегося к самолету Тима. За плечами у него был основной парашют, спереди — запасной, на голове — шлем. Ужаснувшись его решимости прыгать, она вообще отвернулась.
Дальнейшие события развивались словно в кошмарном сне. Слушая, как пилот запускает двигатель, наблюдая, как самолет взлетает в небо, Кристин сходила с ума от необъяснимого беспокойства. У нее было такое чувство, будто ее сердце разрезают на мелкие кусочки острым как бритва ножом.
Самолет набрал нужную высоту, описал над дропзоной огромный круг, и вот от него отделилась первая черная точка. Парашютист.
Кристин знала, каким по счету выпрыгнет из самолета Тим, и не сводила с «железной птицы» глаз.
Он! — колокольным набатом прозвучало где-то в затылке, когда в небесной сини появилась очередная точка. Несколько мгновений — и над этой точкой раскрылся купол парашюта.
Внезапно ветер усилился, и у Кристин в груди все оборвалось. Она напряженно следила за Тимом, задрав голову и козырьком приложив руку ко лбу. Очередной порыв ветра подхватил его и понес к густо растущим деревьям.
В этот момент один из наиболее опытных парашютистов неудачно приземлился, вывихивая ногу. Работники клуба, да и все остальные, кто находился в дропзоне, засуетились, не зная, кому первому оказывать помощь.
Кристин, не сказав никому ни слова, помчалась что было мочи к парковочной площадке, где стояла ее «акура».
Тима она нашла не сразу. Сначала осмотрела лес с края, в своем ошеломляющем беспокойстве не вспомнив, что он приземлился где-то посередине. Потом поехала дальше, на этот раз почти к тому самому месту, где бедолага завис.
Если бы не многолетние тренировки, не выработанные за продолжительный период занятий парашютным спортом собранность и умение не впадать в непредсказуемых ситуациях в панику, она, увидев Тима, наверное, упала бы в обморок.
Лицо его было белым как мел, глаза помутневшими от боли, и, казалось, он только что очнулся от полузабытья. Еще более ужасное впечатление производила его рана. Любая женщина закричала бы в испуге на весь лес, взглянув на впившийся в его плечо сук.
Любая, но не Кристин. Она не закричала и не упала в обморок. И сейчас, вспоминая об этом, даже гордилась собой.
Я сделала все, что должна была, и так, как следовало, подумала она, допивая остатки уже остывшего кофе. Пусть он считает, что я не оправдала папиных надежд, что занимаюсь не своим делом, но ведь я отлично с этим делом справляюсь, разве не так?
Ей вдруг вспомнилось, как сестра Пирс назвала Тима ее будущим мужем, и от горько-сладкого ощущения, наполнившего душу, она неслышно вздохнула.
— Мисс Рэнфилд? — позвал ее от двери хрипловатый юношеский голос.
Кристин повернулась и увидела высокого худощавого санитара с внимательными серыми глазами и нежной, как у девушки, кожей.
— Да? — отозвалась она, поднимаясь.
— Меня попросила сходить за вами сестра Пирс, — сказал паренек. — Больной из семьдесят второй палаты проснулся.
— Проснулся?
Увлеченная своими раздумьями, слишком уставшая от переживаний, напряжения и голода — она ничего не ела с самого утра, но даже не вспомнила об этом, — Кристин как будто забыла, где находится и чего ждет. А теперь очнулась и так обрадовалась принесенному этим мальчиком известию, что в первую секунду не поверила в него.
— Проснулся?.. О господи! Спасибо. Я уже бегу!
Паренек улыбнулся и ушел по своим делам, а Кристин поспешно расплатилась за кофе и помчалась в больницу.