С похоронами помогала вся деревня. Кто чем мог. Дети приехали. А мне все кажется, что Василий будто бы не умер, а уехал куда. Хотя сама его обмывала, одевала, ночь над гробом молитвы читала – все как положено. Только чудится мне, что здесь он, рядом со мной, никуда не «уходил». Одна я осталась. Дети в городе. Никому не нужна. А мне ведь только пятьдесят шесть. Да. А Василию моему было шестьдесят. Ему б еще жить да жить. А Вовка, ирод этот, что моего Васю закрыл, ходит себе спокойно по деревне. И как его земля только носит?! Ну да черт с ним, с этим гадом, Бог все видит!
Сниться мне, значит, Вася мой. Что ходим мы по нашему саду, и он мне говорит: « Вот это дерево подари мне». Я ему отвечаю: «Вася, ты что обалдел? Это не дерево, это пихта. Растет она на нашем с тобой огороде. Ты мне ее три месяца назад сам подарил, а теперь хочешь, чтобы я ее тебе назад передарила, что ли?». А он такой нахмурился, и говорит: «Тебе что, для мертвого мужа дерева жалко?».
На том я и проснулась. Холодный пот ручьем льется, колотит. Гляжу на часы – ровненько четыре утра. Думаю, ну, раз мой Вася уж так хочет эту пихту, надо ему ее отнести и посадить. Пока с постели поднялась, пока одевалась, все думала – зачем Васе это дерево. Когда уже пихту выкапывала, сообразила, что сегодня девятый день с его похорон. Думаю, ну точно нужно поспешить и принести ему это растение.
От поселка до кладбища час пешком. Раз в шесть выйду, то в семь на кладбище буду. А там, глядишь, пихту прикопаю Васеньке, и сразу с кладбища домой. Скоренько соберусь, и на работу к девяти. Работаю я на почте нашей. А кладбище это – от дороги почти километр через поле. Самое интересное: чего только на этом поле не старались посадить – ничего не растет. Земля мертвая! Вот подхожу я к воротам уже. Смотрю, а там машина чья-то стоит. Подумала еще, что не одна я буду.
Иду я, значит, о Васеньке думаю. А слева, через ряд, вспышки какие-то. Я остановилась. Гляжу, парень какой-то крутится и так и этак. Фотографирует. Гляжу, а там девка какая-то сидит к ограде соседской привалившись, вся в черном. Ну, думаю, совсем оборзели эти, которые на могилах спят и духов вызывают…
-Готы, что ли?
-Да, вандалы эти. Ни стыда, ни совести у людей нет! Вот сейчас подойду, думаю, и всыплю им по первое число, чтобы на нашем кладбище не ошивались.
Прислонила пихту, значит, возле чьей-то могилы, а сама тихонько вперед иду. Подхожу ближе и замечаю: могила-то разрыта, венки валяются, а за крестом, возле чужой ограды, крышка гроба лежит. Тут до меня и доходит, что девица-то эта – покойница. Я прямо обезумела от страха. «Что ты делаешь, ирод!» - кричу. Ирод обернулся и такое у него было лицо, что я перепугалась и огрела его лопатой. В первый раз по спине попала, Он упал, но тут же попытался удрать. Тогда-то я ему по затылку заехала. Он рухнул и не шевелится. А я стою, че делать - не знаю. Сразу перепугалась, что пришибла вандала-то этого. Но нет, гляжу: дышит, сопит себе. Вытащила его к чужой оградке. Думаю, очнется, вдруг пришить захочет. А чё? Место глухое – кладбище. Закинет меня в гроб вместе с этой покойницей и закапает. Я его, недолго думая, спиной к ограде усадила и руки веревочкой-то к оградке и привязала, чтоб не убежал, значится. Веревочка такая, знаете, от торта. Специально таких веревочек с собой набрала. Подумала, мало ли венки Васе подвязать, или еще чего. А сторожа-то на этом кладбище нет. Сторожка стоит, а сам охранник редко в ней засиживается. Она стоит, пустует. Правда, ее облюбовали наши мужики и часто здесь выпивают. Вот я и бежала к ней со всех ног, надеясь, что там кто-нибудь из наших-то мужиков запил да и заснул. Видимо, Бог услышал мои молитвы. Потому что я обнаружила в сторожке Степана и Володьку – вечные выпивохи, но хоть какие-то мужики. Пока я их растолкала, пока объяснила что к чему, пока они поняли, что от них хочу - я уже и от испуга оправилась. Только разозлилась на них, что медленно соображают. Выпихнула из сторожки, и к могиле той разрытой повела. Парень уже очухался, сидит, головой крутит. Мужики головы чешут, поверить не могут, что такое на самом деле происходит. А девица эта пропала.