«Это твой шанс», - шептала злость.
Руки продолжали вынимать осколки руля и ребер.
«Никто и не заподозрит».
«Первый» не останавливался, а «второй» начал прислушиваться к голосу.
«Она уже не твоя Нина. Бросила тебя по смс-ке, как безмозглого пацана. Тебе не надо ее убивать. Просто не дай ей выжить».
Ее сердце билось и кровоточило от ран, нанесенных осколками.
Мое сердце обливалось кровью от раны, нанесенной ею.
Она была беззащитна. Ничего не могла сделать или изменить. Как и я, когда совсем недавно читал ее сообщения.
А теперь я мог взять в руки ее нелюбящее сердце. И сжать, как резиновую игрушку для щенка.
«Второй» разглядывал большой осколок и уже знал, что собирается сделать, пока «первый» все еще спасал жизнь Нины. Судьба ее была в моих руках. Одно верное «неверное» движение - и ее больше нет.
Я мешкал. Ведь никогда раньше мне не приходилось осознанно давать человеку не выжить. Да, пациенты умирали на моем столе, но никогда это не было нарочно. Со своей стороны я делал все, что мог.
Осколок пробил межжелудочковую перегородку. «Первый» извлек его и собирался ставить заплатку, но «второй» решил, что пришло его время. Больничка наша не оснащена кучей современных наворотов, главное - это врачи. Мы следуем не камерам, а своим глазам. Мои глаза видели размер осколка, мой мозг понимал, что он со стопроцентной вероятностью повредил перегородку, моя злость заставила меня зашить поверхностное повреждение сердца и оставить Нину умирать.
Кардиомонитор зафиксировал систолический шум, но никто из присутствующих не отметил, что он за пределами нормы.
- Отсос, - скомандовал я, вычисляя, сколько моей пациентке осталось жить.
Верка тут же сунула отсос. По ним она была спец.
Под конец я зафиксировал сломанные и резекционированные ребра лигатурами, зашил рану и понял, что натворил.
Я отобрал у Нины шанс на выживание. Своими собственными руками лишил ее возможности остаться в живых.
- Надеюсь, все обойдется, - сказал мой ассистент. Тот, который недавно звонил мне и сообщил о том, что с Ниной случилось несчастье.
Я было открыл рот, но коллега еще не закончил.
- Ваш друг умер, - он положил мне руку на плечо и легонько сжал в знак поддержки.
- Что?..
- С ней был пассажир.
- Пассажир? - процедил я сквозь зубы и резко передумал исправлять свою «ошибку».
- Ты не знал? - рука сползла с моего плеча.
- Знал, - я рывком стянул перчатки и покинул операционную.
Нина умерла, так и не придя в сознание.
Вскрытие обнаружило разрыв межжелудочковой перегородки, но моей вины в смерти пациентки усмотрено не было.
Я и сам старался убедить себя в том, что ни в чем не виноват. Она сама влетела в лобовое. Сама вынудила оставить ее умирать. Сама.
Я тут был ни при чем. Просто не стал помогать. Но не убивал же...
Почему же тогда всякий раз, закрывая глаза, я видел ее раскуроченную грудную клетку с окровавленным сердцем, отбивающим сбивчивый ритм? Оно было таким же, как миллионы других. Я бы не отличил его среди кучи сердец, извлеченных при вскрытии. Но видел я именно его. Как оно билось, как я зашивал рану, зная, что прячу в ней затаившуюся смерть.
Я не спал двое суток. Не мог вынести этого напряжения.
Но ведь это все она. Только она виновата во всем произошедшем. Почему же я должен страдать из-за ее лжи и бл***тва?!
Неужели я должен был вернуть ее к жизни и смотреть, как она машет мне ручкой и оплакивает своего скопытившегося «другого»?
Им оказался какой-то Петр. Я облазил все соцсети, в которых смог его найти. Какой-то высокомерный хлыщ. Чертов пижон. Не знаю, где они могли познакомиться. И машина тоже была его. Спасибо, что нашу старушку не разбила.
Она все-таки избежала серьезного разговора. Отделалась смс-кой.
При следующем дежурстве мне достался типичный перетониточник. Дело плевое. Но стоило сделать надрез, как вместо аппендикса я увидел сердце. Ее сердце.
Я не мог оперировать.
Коллеги поняли. Они вообще поражались тому, что после произошедшего я так быстро вернулся в строй. А я просто должен был реабилитироваться после содеянного. Спасти парочку жизней, чтобы искупить свою вынужденную вину.
Я пытался - и до сих пор пытаюсь - убедиться себя в том, что вынужден был так поступить. Но все мы знаем, что это неправда. Мог ли я совладать с чувствами и провести операцию, как положено? Скорее да, чем нет.
Раскаиваюсь ли я в содеянном?
Скорее нет, чем да.
Или да...
Не знаю.
Не знаю, что ответить. Ведь Нина была не просто моей сожительницей, я любил ее. Любил всем сердцем. Но она предала меня. И я так никогда и не узнаю, как долго она мне изменяла. Почему именно в ту ночь решила со мной расстаться. Никто не ответит мне на эти вопросы. А они мучат меня, не дают забыть. Всякий раз натыкаясь на воспоминания о нас, я ловлю себя на мысли: «она тогда уже трахалась с этим Петром или все еще была моей Ниной?» И все это убеждает меня в том, что я поступил правильно. Но и заставляет сожалеть о потерянной возможности взглянуть в ее лживые глаза и узнать всю правду.