— Ты хоть представляешь, как это редко бывает? — спрашивает она, выражение её лица мягче, чем я когда-либо видела. — Он видит тебя такой, какая ты есть. Он видит вещи, которые другие люди считают недостатками, а для него они прекрасны.
Боже. Я собираюсь начать плакать перед Софией и моим отцом.
— Ты влюблена в него? — снова спрашивает отец.
Но я сосредоточена на том, что София всё ещё говорит.
— Я видела, как ты изменилась, — произносит она мне. — С тех пор, как он начал здесь работать.
Я горько смеюсь.
— Вы хотите сказать, что заметили, как я стала меньше походить на потерпевший крушение поезд?
— Я заметила, что ты стала казаться счастливой, — отвечает она. — Когда ты призналась, что спала со своим телохранителем, я подумала, что именно он был ответственен за всё то, как ты начала меняться снаружи, но…
— Но?
— Теперь я думаю, что он просто позволил тебе показать всем остальным больше того, кем ты всегда была, те стороны тебя, которые ты никому не позволяла видеть, — говорит женщина. — То, для чего я была слишком слепа, чтобы увидеть.
Теперь я плачу. Я плачу перед Софией. Я плачу из-за Софии, что ещё хуже и в миллион раз более неловко.
— Ты любишь его, — говорит отец в сотый раз, но на этот раз он произносит это, как утверждение, как будто он, наконец-то, понял это.
— Я люблю его, — произношу я, на этот раз со всей уверенностью в мире.
Отец тяжело вздыхает. Потом он смотрит на меня плачущую и на плачущую Софию и, снова выдыхает.
– Ну?
— Ну, что? — я шмыгаю носом.
— О, боже, — фыркает король. — Этот человек записал триста восемьдесят две вещи, которые он любит в тебе, а я не могу вспомнить, когда в последний раз говорил тебе, что люблю тебя. Он лучше, чем я. Он явно хороший человек.
Я киваю.
— Он хороший человек.
Мой отец делает ещё один долгий и медленный выдох.
— Тогда почему ты всё ещё здесь, Александра?
— А?
Он кричит своему охраннику, который открывает дверь.
— Садись на самолёт, — приказывает он. — И Феликс. Позови Феликса. Я не позволю тебе ехать в Америку без сопровождения, так что Феликс поедет с тобой.
Я стою там ещё мгновение, просто моргая.
Мой отец поднимает брови.
— Ну, хватит стоять здесь, и иди за ним.
София улыбается.
— Иди и срази его наповал.
Глава 48
Макс
— И что?
Мама ставит передо мной большую тарелку с беконом и яйцами, потом кладёт руку на бедро и сурово смотрит на меня. Она смотрит и на моего отца тоже, но он сидит на другом конце стола и изучает газету, как будто это его работа.
Именно так поступает мой отец. Он притворяется безразличным, но всегда внимательно слушает. Моя мать — полная противоположность, она с головой погружается в тему, хочешь ты этого или нет.
— Мы оставили тебя одного вчера вечером, потому что ты выглядел, как мертвец, когда вошёл, но теперь, когда ты отдохнул, принял душ — и позавтракал — ты расскажешь нам, что случилось, или мне придётся вытянуть из тебя всё это?
— Господи, женщина, дай ему хотя бы сначала выпить чашечку кофе или ещё чего-нибудь, — ворчит отец, глядя поверх газеты. Его очки для чтения сползают на кончик носа.
— Мой единственный ребёнок неожиданно вернулся из Европы с перебитыми костяшками пальцев, и ты хочешь сказать мне, чтобы я притормозила? — упрекает она, пыхтя и садясь напротив меня. — Думаю, что нет. Выкладывай, Максвелл.
— Это долгая история, — говорю я, вздыхая и запихивая в рот вилку с яйцами. Этот жест даёт мне повод уклониться от ответов на другие вопросы.
Мама цокает языком и откидывается на спинку стула, скрестив руки на груди.
— Ну, к счастью для тебя, мне больше нечем заняться, кроме, как слушать рассказы моего сына.
Я сделал долгий выдох.
— Я ударил парня несколько раз, — объясняю я. — Вот почему мои костяшки пальцев разодраны в клочья.
— Я так и поняла, — фыркает она, неодобрительно глядя на меня.
— Он это заслужил? — спрашивает отец, пряча лицо за газетой.
Я взрываюсь смехом.
— Да, чёрт возьми, он заслужил больше, чем получил.
— Следи за языком, — упрекает меня мама.
— Ну, тогда ты поступил правильно, — вмешивается отец.
Мама снова вздыхает.
— Ты не хочешь знать, почему он избил кого-то и, очевидно, был отправлен обратно сюда из-за этого, Эрл? — спрашивает она.
Отец снова просматривает газету.
— Сколько раз Максвелл ввязывался в драку?
— Несколько раз, — отвечает мама.
— Ага, и я помню, с кем были те несколько кулачных боев. Я также помню, что они получили по заслугам.
— Тогда почему его уволили?