— Я немного не об этом, — мягко уточнила Анфиса.
— Тогда я не понимаю.
— Скоро год, как мы сошлись, Алеша.
Я замер. Неужели она вдруг решила вспомнить про свое условие?
— Хочешь приурочить поездку к этой дате? — я заставил себя улыбнуться.
— Нет, я не об этом.
— А! Я понял! Ты хочешь вечеринку. Это я могу устроить.
— И снова нет. Я хочу сказать, — почти шепотом произнесла она, — что нам не обязательно дожидаться точной даты. Помнишь?
Мне захотелось куда-то спрятаться. Я уже собрался сказать ей, что последние недели были неправильными, что я все осознал, что люблю ее, что мне жаль, что я позволил нам скатиться в эти мелкие склоки, что это не демо версия счастливой жизни закончилась, а это я не совладал с собой, и что такого больше не повторится. Но не сказал. Я молчал, как дурак. Я понимал, что надо сейчас рассказать ей все про ребенка. Иначе это действительно будет предательством. Нельзя было давать ей каких-то обещаний, а потом преподнести очередную новость.
- Милый, не думай, что я ждала, будто наша жизнь будет устлана лепестками роз, — продолжила Анфиса, — это все не связано с нашими недавними, кхм, конфликтами. Просто подошел срок. И, в общем, Леша, я знаю про Свету.
Мне показалось, что меня ударили под дых. Это все походило на плохой сон.
— Что ты знаешь? — через силу спросил я.
— Что она вот-вот должна родить от тебя.
— И давно ты знаешь?
— Неделю.
Я прикинул в уме. Неделю назад Светку как раз увезли в роддом. Видимо, они как-то разминулись. Я уже не сомневался, кто ей все рассказал, но тем не менее спросил.
— Кто тебе сказал? — я изо всех сил старался сохранять спокойствие.
— Твоя мама, она приходила, когда ты был в студии.
— Анфиса, чтобы она тебе не наговорила, это все надо делить на три!
— Ты же не думаешь, что она вцепилась мне в волосы?
Я заметил, как в уголках ее глаз заблестели слезы.
— Напротив, мы очень спокойно поговорили. Как взрослые люди.
— Так что она от тебя-то хотела?
— Всего-навсего убедиться, что я не буду мешать тебе общаться с ребенком. И я заверила ее, что таких планов точно не имею. На этом мы и разошлись.
Анфиса резким движением смахнула слезы.
— Я должна была сразу с тобой поговорить, — всхлипнула она, — но не нашла в себе сил. Вот просто не смогла.
— Анфиса, это, скорее всего, не мой ребенок, — попытался оправдаться я, — да, я совершил глупость, когда переспал с ней. Этой вины я не отрицаю. Я не должен был этого делать, тем более мы уже почти встречались. У нее был мужчина, с которым она жила, скорее всего, отец он. Надо просто еще немного подождать, и мы все выясним.
Я не знал, что еще можно добавить.
Очень сложные разговоры
Петр и Илья сидели дома у последнего и вели многозначительные разговоры о жизни. Как-то незаметно вся эта ситуация затянула всех. Петр подозревал, что Илья сейчас продолжал смотреть в своего рода зеркало и оценивал, насколько правильно поступил больше двадцати пяти лет назад.
— Если возвращать назад, я бы, конечно, не женился на его матери, — вдруг произнес Илья, тем самым подтверждая мысли Петра, — но общался бы с ним точно.
— Ты поступил, как поступил. Ты не бросил их. Этого уже достаточно.
— Ну, да, — кивнул Илья, — как ни крути, это лучше чем ничего.
— Нормальный парень вырос, — вздохнул Петр, — ничего пока критичного не случилось. Дело-то молодое.
Оба молчали. Каждый подумал о чем-то своем. Петр думал про то, что он как-то слишком активно в это вовлекся, но ему как будто и не предоставили выбора, или он сам себе его не предоставил.
— Я ведь просил его подступаться к ней только с серьезными намерениями, — вспомнил Илья, — зачем он с этой девицей переспал?
— Потому что захотел, — усмехнулся Петр, — давай уж не будем играть в моралистов.
Петр не стал упоминать, что задавался ровно тем же вопросом.
— Знаешь, что мне больше всего не нравилось, когда он начал приударять за Анфисой? — помолчав, спросил Илья.
— Что?
— Что все запутается. У Лешки ветер в башке. Ему бы гулять и развлекаться, а Анфиса нагулялась уже. Я опасался, что у них ничего не получится, и в итоге мы все окажемся в странном положении.
— Ничего не понял, — сказал Петр.
— Я боялся, что мой оболтус заставит твою Анфису страдать, и мы в итоге с тобой не будем знать, что с этим делать.
— Мою Анфису? — удивился Петр. — Илья, и ты туда же? Ладно Волков, но ты-то!
— Ой, да брось, — досадливо махнул рукой Земцов, — Всем уже все понятно, кроме тебя.
— Ну, раз всем все так понятно, то можешь объяснишь мне заодно?
— Ты знаешь, что я не мастер говорить на подобные темы.
— Так сделай над собой усилие!
— Чтобы ты там не утверждал, — осторожно подбирал слова Илья, — ты ее любишь. Только ты поймешь, как кого. Как сестру, как друга или как женщину. Я ставлю на третье. Но ты рационалист, поэтому ничего не предпринимал. Ты видишь какое-то препятствие. Это в лучшем случае. В худшем — ты просто никого не хочешь пускать в свою устоявшуюся жизнь. А с Анфисой, как мы понимаем, не получится обойтись полумерами. Тебе банально было удобно, когда она сидела тихонько рядышком, но долго ни с кем не встречалась. Тебя устраивает такое объяснение?
Петр молчал. Слова Ильи его не то, чтобы потрясли, но вывели из равновесия. И что теперь им всем делать?
— Надеюсь, ты не думаешь, что я из-за этого поставлю на кон нашу дружбу? — Илья внимательно посмотрел на друга.
— Мне бы этого не хотелось, — после долгой паузы признался Петр, — я не говорю, что во всем согласен с тобой, но тем не менее ситуация у нас уж очень щекотливая.
— Не волнуйся. Даже если ты женишься на ней уже завтра, это ничего не изменит.
Илья был прав — Петр любил Анфису, а вот какой именно любовью, он не понимал. Петр нечасто говорил кому-то “люблю”, так уж вышло, но чувство, которое он испытывал по отношению к ней, было действительно особенным. Анфиса как будто вернулась к нему из какого-то далекого прошлого и прочно заняла то место, которое могло принадлежать только ей. Это было чем-то иным, чем обычное влечение, чем-то сильно большим, чем привязанность. И все он давно понимал, просто почему-то не хотел в этом признаваться, даже себе. Петр любил Анфису, но не знал в качестве кого.
— Мы с тобой слишком взрослые, — продолжил тем времени Илья, — боимся чувств, все стараемся рационализировать. Ты особенно. А зайчик вот она.
Наверное, это был самый сложный разговор из тех, что у них случались с Лешей. Даже сложнее, чем ее признание, там на даче у Ильи.
Все как-то разом сломалось. Еще недавно они были счастливы, планировали поездку, а теперь, похоже, все закончилось.
Поначалу Анфиса никак не могла понять, что случилось с Лешей. Его как будто подменили, никогда он не срывался так по пустякам. Наверное, она должна была проявить мудрость или что-то в таком роде, узнать, в чем дело. Но она тоже была живым человеком, и ей тоже было обидно подобное отношение! Анфиса надеялась, что скоро все пройдет, или Леша хотя бы сам объяснит причину своего поведения.
Леша не объяснил. Это сделала за него его мама. Анфиса немало удивилась, увидев Инну на пороге. Нетрудно было догадаться, что эта женщина пришла с самыми враждебными намерениями. Ругаться Анфиса совсем не хотела, а вместо этого предложила сразу перейти к делу. Та и перешла.
В целом они вполне спокойно поговорили, Анфиса пообещала не чинить Леше никаких препятствий, но дала понять, что никуда уходить не собирается. Она даже спросила, кого ждут, мальчика или девочку. Попросила рассказать и про Свету. Кажется, этого хватило. Инна успокоилась, передумала ругаться и ушла почти в хорошем настроении.
И только, когда Инна ушла, Анфиса позволила себе разрыдаться. Естественно, она позвонила Крис, но даже ей про ребенка говорить не стала. Вместо этого она изливала душу по поводу поведения Леши в эти недели. Подруга охала и предлагала послать его куда подальше. Анфисе этого вполне хватило в качестве поддержки.