– Ничего подобного! Не из ненависти, от любви и бессилия говорю я иногда жестокие слова. Больше того, из жалости к невезучим, которых неприятности подстерегают на каждом шагу, к тем, чьи пути пересекались с бесплодными страданиями и разочарованиями, к тем, кто, воспарив в мечтах, получал в лице своих возлюбленных таких врагов, что невозможно пожелать худших.
– Жалеть или нет о своём выборе – это как раз и предстояло выяснить каждой из нас, прожив десятилетия, – сказала Жанна раздумчиво.
– Нам говорили: торопитесь любить, не спешите ненавидеть. И вот, сколько себя помню, торопились некоторые мои подружки воплотить в жизнь веру в лозунги и красивые фразы, вычитанные в альбомах своих старших подружек. Предвкушали аплодисменты. Не затрудняли себя излишними сомнениями, а потом с убийственной отчетливостью обнаруживались проблемы. Но в мужчинах они не находили отклика. Наваливались беды, и вот только тогда девчонки начинали готовиться к самому худшему… мол, нас голыми руками не возьмёшь. А второе дыхание не включалось… Потом привыкали, втягивались в эту проклятую жизнь. Обиды… как зубы на полку клали и вперёд, и с песней. И вынуждены были признавать, что уходит из их жизни простота, красота и поэзия… А мне такого счастья не надо было.
– Аня, ты целый талмуд сочинила. Замахнулась на самое-самое. Может, напрасно?..
Жанна не стала продолжать. Только Аня всё равно сказала:
– Многие гордо говорят, что если бы представилась возможность прожить вторую жизнь и что-то изменить в ней по сравнению с первой, то они не стали бы этого делать. Мол, хорошо и правильно прожили! А Эмма не стала лицемерить, честно сказала, что если бы удалось отмотать время назад, в новой жизни она не слушала бы Федора, не выполняла его капризы, больше внимания уделяла детям, а не домашним делам. И вообще постаралась быть в семье смелее.
– …Я подписку о неразглашении прописных истин не давала… Разве девушка отдастся, если парень не поклянётся, что женится?.. – спросила Аня. – Ну, если только по глупости или, когда притупится бдительность, в момент временного помутнения разума, что тоже имеет место при чувствительной девичьей психике. Я знаю такие случаи.
Жанна дипломатично согласно закивала.
– Я объясняю своим подопечным, что цена мужской клятве ноль, чтобы начеку были, – бодро и деловито начала было Аня. – Впрочем, часто без особого успеха. Добрым, наивным девочкам, которые сами никогда не врали, трудно в это поверить. Вот и попадаются в сети лжецов самые чистые, самые невинные из них. Им кажется, что настала такая счастливая минута, когда все мечты сбываются. Незавидна их участь. В таких случаях требуется воля к пробуждению, только не каждой удается найти её в себе, – упавшим голосом добавила она. – Всем хотелось бы, чтобы обстоятельства их жизни были более счастливыми или хотя бы более лёгкими.
Мужчины бегут от проблем как пугливые зайцы, да ещё и высмеивают матерей-одиночек, гнусно поносят самыми последними словами. Падки на грязь, злыдни. Забывают о своей гадкой роли в их несчастьях. Кто делает их такими, выкоси их чума?! Пусть скажут спасибо за то, что эти, с их точки зрения, глупышки, не бросают своих детей, как бросили их они. Когда оба молодые и глупые, тут все ясно. Но если мужчины опытные… Ни понять таких, ни простить я не могу. Пользоваться юностью и наивностью – хуже подлости не бывает.
Плохо, когда до тебя нет никому дела, но еще хуже, когда есть внимание со стороны гадов… А если девочка побоится связать себя по рукам и ногам? А если вдруг… Были среди моих подопечных и такие. И тогда не выкрикнуть, не выдохнуть им свою боль... Если только… когда взовьется в поднебесье последняя тягуче-тоскливая мелодия… или дикий истошный крик… Там всё поймут и всё примут: и боль, и радость, – горько вздохнула Аня. – А ты говоришь, что я не рискнула попытать свою судьбу. Я намеренно отказалась.
Слабый свет ночника обозначил силуэты притихших женщин.
«Чем продиктован этот порыв откровения? Нестерпимой потребностью в исповеди, желанием получить поддержку, понимание и сочувствие?» – размышляла Лена, слушая Аню с грустным, терпеливым вниманием. И вдруг подумала об Инне, о её полном нервном обессиливании и о своём долгом к ней невнимании. В горле мгновенно набух терпкий комок слёз. Она осторожно притянула к себе подругу, коснулась губами её волос и прошептала их общую кодовую фразу: «Я помню, что ты помнишь о том, что я всегда помню о тебе».
– Я, когда влюбилась в женатого, то, сгорая от стыда, страшилась обнаружить свои чувства. Безропотно терпела невысказанные муки сердца. Опасалась даже своих мыслей о нем, постоянно ощущала чувство жестокой неловкости. Робость уберегла меня от ошибки, – как-то наивно-неуклюже, смущенно пряча глаза, поведала подругам Аня. – И я получила свою порцию любовных страданий. Но старалась находить в этом светлые стороны и думать о своем предназначении. Поэтому с головой уходила в работу.