– Как же: «Унижение хуже смерти».
– А сам сколько терпел!
– Но жил ещё как достойно! То было другое терпение. Потому и уехал в Тарту. Умнейший человек! Его лекции – интеллектуальный перформанс, – объяснила Инна. Она считала себя обязанной донести до подруг то, что её философские знания в области осмысления сути и назначения человека находятся на самом высоком уровне.
– …Печаль быстро уходит, а вот тоска… Она надолго, – вздохнула Аня. – Боль и мука в глазах Эммы проступали, когда она мне о себе рассказывала. Радости ей в жизни не хватает. Не смеха, а именно радости.
– А кому хватает? Вот и уходим мы в глубины своих хобби или малышей нянчим, в них находим счастье. Дети отпочковались, зато внуки «привились» к нам весьма удачно и крепко. И слава Богу, – сказала Жанна. – Тебе не приходило в голову, что Эмма поступила мудро?
– У нас с тобой разные понятия мудрости. Если бы она плевала на измены, я могла бы ее понять, а так…
Аня не рискнула продолжить развивать эту сложную тему.
А у Лены Жаннино «слава Богу» вызволило из памяти недавнее событие. «Встретила в магазине знакомого профессора. Поговорили об издании книг, потом о его прелестных внучках. На прощанье я сказала: «Дай Бог вашим внучкам здоровья и всяческого благополучия». И осторожно перекрестилась, как бы закрепляя свои слова. И вдруг профессор настороженно, будто прячась, перекрестился. Но на эмоциях, истово и серьезно. На лице в один миг отобразились и счастье, и гордость, и страх за своих любимых, самых главных, и желание беречь, оградить… И я подумала: «Вот что значит по-настоящему любить, самому растить, заботиться. И женщина может защитить. И мужчина может глубоко и тонко почувствовать… А говорят, мы слишком разные…»
– …Некоторые мужчины ищут острые ощущения на стороне, чтобы почувствовать вкус жизни. Они сладко бередят им души… «И кое-что ещё, и кое-что другое…» А у меня так и не получилось быть счастливой, несмотря на мои авантюрные романы. Все они курам на смех оказались. Мужчинам для счастья нужно много меньше, чем нам, женщинам?
– Смотря каким мужчинам, – ответила Лена подруге.
– Я говорю о среднестатистических.
– Опять скулим?
– Это не всеобщее и полное отрицание мужской положительности, а выражение личной обиды на конкретных мужчин, – увильнула Инна от Лениной критики.
«Болтовня доводит меня до изнеможения. Петляют, петляют, и всё вокруг одного… Это наводит на грустные размышления. Не будет большой беды, если я опять попытаюсь чуть-чуть придремнуть, – решила Лена, прикрывая глаза.
Жанна, глядя на нее, подумала вяло, без раздражения:
«Её гордыня заела? Считает, что не следует пятнать себя участием в обсуждении ерунды? А что тогда не ерунда?»
Жанна с Аней опять шушукаются.
– И это нам не так, и то не этак… «И снег не бел, и хлеб не мил».
– Сейчас мы уже плачем слезами возраста, а не боли. Но сердчишко небось еще вздрагивает, когда случайно встречаешь кого-то из тех, кто нравился в молодости? Отрадно погреться в теплых воспоминаниях?
– Вздрагивает. Ну и что из того? Не грех и пофантазировать, сидя в затишке уютной квартирки, – не стала отпираться Аня.
– Только прекрасный профиль патриция, что был под стать Данте, оплыл, черный антрацит глаз полинял, и череп оголился.
Обе искренне рассмеялись. Поняли друг друга.
Мысли Лены путаются, перемешиваются с нечеткими образами ее воображения. Воронка сна затягивает ее все глубже и глубже. Но она еще слышит:
– …Эмма не ютилась по общежитиям и коммуналкам. Это ты, Аня, порядком помыкалась. Не бедствовала Эмма, а счастья не было. Помню, хвалилась: «Я не первая у него, но единственная». Гордилась. А он уже тогда, как бы шутя… среди прочих, интересовался ее подругами. Малосимпатичный мне человек. Не дорожил репутацией. Ему хватало собственного мнения о себе, – резко закончила Жанна.
«Мне тоже. И что из этого следует?» – сквозь пелену сна подумала Лена.
«Ох уж эта мне Жанна! Есть такой тип навязчивых людей: пока не докажет свое, не отлипнет», – рассердилась Инна, не замечая за собой той же «особенности».
– …Кто по-настоящему страдает, тот редко грешит. Разве что обидами… – скорбно сказала Аня.
– Преклоняюсь перед гением человеческой мысли, – не удержалась, чтобы не съехидничать, Инна. Ее голос окончательно вывел Лену из состояния прострации.
«Если бы эти слова вместо Ани произнесла Лена, Инка не ёрничала бы», – молча вздёрнулась Жанна.
«Аня права, эгоизм всему виной... Эмма свое одиночество с достоинством пронесла через всю жизнь. Зря она вчера откровенничала. Хотя понять ее можно. Моей боли уже сорок лет, и можно сказать о ней: «дела давно минувших дней», а у нее она совсем свежая. Каждый день как ножом по сердцу… Врач мне советовал чаще раскрываться, чтобы стресс снимать. Наверное, и она во исполнение…» – решила Лена, уже туманясь сознанием.