Лиля сильно побледнела. Но она сумела сохранить над собой контроль, и ее голос, хотя она и перешла на шепот, был ровным:
— Вы говорите, мистер Ноултон собирается уехать?
— Да, — кивнул Дюмэн, и в его глазах заблестели огоньки удовлетворения оттого, что и он приложил к этому руку.
— Он уже уехал?
Дюмэн ответил, что возможно, хотя это нельзя сказать наверняка.
Лиля выпрямилась, и выражение ее глаз, когда она застегивала пальто, изменилось, словно она приняла какое-то решение.
— Я подумать, что вы должны об этом знать, — запинаясь, промолвил Дюмэн.
Судя по всему, этот разговор задел Лилю за живое.
Она никак не прокомментировала слова Дюмэна, лишь поблагодарила его и повернулась, чтобы уйти, а он с удивлением смотрел ей вслед.
— Она — дьявол! — процедил он сквозь зубы по-французски, щелкнув пальцами. — Ее ничем не проймешь!
Но как только Лиля вышла из дверей отеля, все ее хладнокровие как рукой сняло. Она схватилась за перила и едва не упала.
Затем, крепко сжав губы и сдерживая слезы, которые слепили ей глаза, она быстрым шагом, почти бегом, припустила по Бродвею. Вдруг она остановилась.
Не взять ли такси? Нет, спокойно сидеть в машине она не могла. И она снова быстро зашагала вперед.
Получасом раньше стемнело, и Бродвей освещался желтым светом фонарей. Была пауза между окончанием рабочего дня и началом представлений в театрах, и на улицах было малолюдно, лишь отдельные прохожие спешили домой, к ужину.
Но Лиля ничего не замечала, ее одолевали тревожные мысли. Не опоздала ли она? Не обнаружит ли она, что он уехал — навсегда?
Эта мысль заслоняла собой все остальное. Она не думала, правду ли сказал Дюмэн, зачем она идет туда и что будет делать дальше, и ее ничуть не беспокоило открытие, что человек, которого она любит, — преступник. Она знала только, что должна его увидеть.
На Тридцатой улице она повернула на запад. Еще десять минут быстрой, сбивающей дыхание ходьбы — и она у дома, адрес которого был написан на его письмах.
Лиля взлетела по ступенькам и прочитала на одной из табличек его имя. На второй двери слева значилось:
«Джон Ноултон».
Несколько секунд она поколебалась, осознавая безрассудность и неприличие того, что делает.
Потом решительно нажала на кнопку звонка.
Глава 11
Глас закона
Замок щелкнул, она вошла и поднялась по ступенькам.
В проеме открытой двери слева, в полумраке коридора, стоял мужчина. Это был Ноултон. Позади него в комнате было темно.
Всю тревогу Лили моментально как рукой сняло, и она вдруг почувствовала ужасное смущение. Она стояла на верхней ступеньке, не сводя с него глаз, не в силах вымолвить ни слова и не двигаясь.
Ноултон перешагнул порог и спросил:
— Кто это?
Лиля ничего не ответила, и он повторил свой вопрос.
Потом сделал еще один шаг вперед:
— Что вам угодно… о… нет… мисс Уильямс! В чем дело? Почему ты пришла? Скажи… объясни мне…
— Я… я не знаю. — Лиля заикалась от волнения. — Я подумала… они сказали мне… что ты уехал.
Она стояла, держась одной рукой за перила и прерывисто дыша.
Ноултон с большим трудом овладел собой.
— Не надо было этого делать. Сейчас же иди домой! — Он взял ее за руку.
Лиля покачала головой:
— Я хочу с тобой поговорить. Я должна. Ты хочешь сказать, что мне не следует к тебе заходить? Но… я ведь тебе доверяю, и этого достаточно…
Удивленный, Ноултон пытался настаивать, но Лиля отказывалась что-либо слушать. Наконец, отчаявшись, он пригласил ее к себе. Он зажег свет и подвинул к ней кресло, а сам сел на чемодан, который уже полностью собрал.
Лиля посмотрела на него:
— Так, значит, они сказали правду. Ты собираешься уехать.
Ноултон попытался отшутиться:
— Да, я хочу продать несколько участков в этом болоте своим старым друзьям. Хотя ты должна признать, что я ни разу не пытался всучить какой-нибудь участок тебе.
— И ты уезжаешь даже не попрощавшись?
— Я… я должен был… Но все так быстро получилось. У меня не было времени.
Лиля покраснела, потом сильно побледнела. Она не могла знать, каких усилий стоило Ноултону играть его роль, легкость, с которой он говорил, казалась ей вполне естественной. Она неуверенно поднялась.
— Не знаю, зачем я пришла, — еле слышно промолвила она. — Хотя нет, знаю. Но теперь жалею об этом. Не могу передать, как мне стыдно и как я об этом жалею. — Ее губы дрожали, но в глазах и голосе была решимость. — Мистер Дюмэн сказал, что у тебя неприятности, но я была слишком самоуверенной, и… и я сожалею…
Она сделала шаг к двери.
В такие минуты и при таких обстоятельствах мужчины забывают обо всех обещаниях и об опасности и теряют всякую осмотрительность.
Ноултон вскочил и бросился к ней:
— Лиля!
Она остановилась, ее била дрожь. Все, что она слышала, — это его голос, полный муки, мольбы и любви.
И теперь, когда все преграды рухнули, он больше не сдерживал себя.
— Лиля! Ради бога, не уходи так! Я не могу этого вынести — не могу! О, каким жалким трусом я был!
В следующее мгновение она была рядом с ним, в его объятиях, смеясь и плача одновременно и закрывая руками его рот, чтобы он не называл себя трусом.
— Нет, нет, нет! — твердила она, пока он прижимал ее к себе все крепче и крепче и покрывал ее руки поцелуями.
— Лиля! Скажи мне, моя дорогая, ты меня любишь?
Она кивнула.
— Ты правда любишь меня?
— Да.
— Повтори еще раз.
— Я. Люблю. Тебя.
— И я, о, моя дорогая девочка, обожаю тебя. Ты знаешь, ты должна знать, но я хочу повторять тебе это снова и снова. И ты любишь меня! Это не может быть правдой. Скажи мне еще раз!
— Я люблю тебя, — шепнула Лиля. И — о, как прекрасен был в этот момент изгиб ее губ, и блеск ее глаз, и тепло обвивших его шею рук!
Ноултон целовал ее волосы, говоря:
— Посмотри на меня! Моя маленькая девочка… — Он поднял ее на руки и отнес в кресло, потом встал перед ней на колени, без устали повторяя: — Моя маленькая девочка! — Он был словно пьяный.
Глаза Лили увлажнились от счастья. Она теребила его волосы и с восторгом и смущением произносила его имя и заставляла его сказать ей, как долго он ее любит.
— Всегда, я всегда тебя любил! — воскликнул он и, наконец, был за это вознагражден.
Они замолчали, глядя друг другу в глаза. Потом Лиля вздохнула и показала на чемодан.
— А теперь… что с этим делать?
Ноултон резко повернулся и пришел в себя. Он поднялся на ноги:
— Боже мой! Я совсем забыл! Это… сумасшествие!
О! Ты не знаешь — а я такой трус!
Лиля сказала просто:
— Мне все известно.
Ноултон уставился на нее.
— Мистер Дюмэн рассказал мне, почему ты собираешься уехать, — продолжила она. — Ты думал, что я не знаю? А я… я ждала, что ты сам мне все расскажешь… — Она замолчала, покраснев.
Ноултон издал стон отчаяния и, сделав над собой усилие, произнес слова, которые шокировали его самого:
— Я — фальшивомонетчик.
— Мне это известно, — улыбнулась Лиля.
Ноултон все еще то ли не мог в это поверить, то ли не мог это принять. Он конвульсивно сжимал и разжимал руки, а его глаза сузились от боли. Он снова заставил себя заговорить, и каждое слово давалось ему с трудом.
— Но… ты не понимаешь. Я — преступник. Я спасаюсь бегством.
Лиля при этих его словах непроизвольно поежилась, но на ее лице по-прежнему была улыбка, и она сказала:
— Я люблю тебя.
Ноултон схватился за голову:
— Но, Лиля, ты всего не знаешь! С самого первого дня, когда я тебя увидел, я был с тобой честен. Одному Господу известно, как я стремился все уладить. А ты унижала меня, ничего не спрашивая! Ты думаешь, у меня нет этому никаких объяснений? Ты меня даже не спрашиваешь — почему!