Дженнингс обменялся с ним парой ничего не значащих фраз. Шерман в это время хранил молчание.
Потом, взглянув на часы и сославшись на дела, Ноултон вышел из отеля на Бродвей.
Не успел он скрыться из виду, как Шерман вскочил, выбежал через боковую дверь и пристроился за ним в двадцати шагах.
На Бродвее было многолюдно, и Шерману пришлось уменьшить дистанцию, чтобы не потерять своего визави.
Ноултон шагал широко и свободно, не оглядываясь, походкой человека, которому нечего стыдиться и бояться.
Ему то и дело приходилось делать зигзаги в толпе, а Шерман в эти моменты старался укрыться за чьей-нибудь спиной.
На Мэдисон-сквер Ноултон резко остановился и стал смотреть налево-направо. Принимая во внимание густой поток машин, это было вполне естественно. Шерман тут же нырнул за стоявшее у тротуара такси, будучи уверенным, что остался незамеченным. Выбрав подходящий момент, Ноултон пересек площадь и продолжил идти по Бродвею.
На Двадцать восьмой улице он вдруг замедлил шаг, повернулся и исчез за вращающейся дверью кафе.
Шерман приблизился и остановился как вкопанный.
«Если бы я только решился войти! — думал он. — Можно поставить на кон десять долларов, что я бы узнал, с кем он там встречается. И все бы стало ясно. Но в любом случае они могут выйти вместе».
Он нырнул в ближайшую подворотню и стал ждать.
Ноултон вышел через несколько минут. Один. У Шермана перехватило дыхание, он хотел было вернуться, но махнул рукой и решил продолжить слежку, пока не выяснится что-то определенное.
Миновав Тридцатую улицу, Ноултон повернул на запад. Задача преследователя осложнилась. Прохожих здесь, в отличие от Бродвея, было меньше, и он рисковал быть в любой момент обнаруженным. Ноултон дважды останавливался, и Шерман прятался в ближайших дверных проемах.
У Шестой авеню он проходил мимо припаркованного такси. Оно было пустым. Осененный внезапной идеей, Шерман распахнул дверцу и залез на заднее сиденье, подумав, что так риск быть разоблаченным уменьшится. Он показал водителю на Ноултона и попросил следовать за ним.
Таксист усмехнулся, резко развернул машину и поехал вдоль Тридцатой улицы.
Они пересекли Седьмую и Восьмую авеню, проехали мимо ряда респектабельных пятиэтажных жилых домов с отделанными коваными решетками подъездами. Вдали под зимним солнцем поблескивал Гудзон, сзади доносилось громыхание поездов надземки и несмолкающий шум большого города.
Ноултон быстро шагал вперед, пересек Девятую авеню. Такси медленно следовало за ним. Вдруг он повернул ко входу в один из жилых домов. Когда машина подъехала, он уже скрылся в парадном.
Шерман велел водителю остановиться напротив входа, а на его лице появилось выражение досады и разочарования.
«Ну, — подумалось ему, — я был уверен, что насадил его на крючок. А Ноултон просто пришел домой подремать».
— Привет, Шерман! — прозвучал голос откуда-то сверху.
Шерман, встрепенувшись, приоткрыл дверцу машины и посмотрел вверх. Ноултон с усмешкой глядел на него из окна второго этажа.
— Ты не поднимешься ко мне на чашечку чаю? — крикнул он.
Лицо Шермана побагровело от ярости.
— Нет, благодарю вас, мистер Джон Нортон, — отозвался он. Потом повернулся и велел водителю возвращаться. Он был повергнут в смятение и кипел от злости.
Шерман тоже заметил, что Л или отдает предпочтение Ноултону. В отличие от Дюмэна он сразу все понял, потому что был влюблен и, следовательно, обладал орлиной зоркостью. Ему было ясно, что соперничать с Ноултоном бесполезно, потому что на его стороне очевидные преимущества, но надеялся добиться своего, заставив соперника убраться восвояси.
Ему казалось, что он знает, как это сделать. Сначала он попытался блефануть, но Ноултон принял вызов, и он потерпел неудачу. Тогда он стал разными способами проверять свои подозрения, но ему не сразу удалось найти что-то стоящее.
Он связался со своими приятелями в Уортоне. Полученные сведения придали ему бодрости: основания для подозрений были, хоть и не слишком определенные. Требовались доказательства.
Тогда он стал тайком следить за Ноултоном, и, казалось, ему вот-вот улыбнется удача. Но ухватиться за ниточку никак не удавалось. В конце концов он почти потерял надежду и пришел к выводу, что все его попытки тщетны.
Шерман был полон досады и разочарования, близок к отчаянию, но, когда видел личико Лили, в нем вновь вспыхивало желание и появлялись силы к борьбе.
На этот раз, вернувшись в «Ламартин», он решил применить новую тактику. Он привлечет на свою сторону Странных Рыцарей, не раскрывая перед ними всех своих карт.
«В любом случае это шайка болванов, — рассуждал Шерман. — А малыша француза я смогу обвести вокруг пальца».
Решив так, он зашел в «Ламартин» и отозвал Дюмэна в сторонку.
— Хочу поговорить с тобой о Ноултоне.
— Что поговорить? — резко спросил Дюмэн.
— Я кое-что обнаружил, и, думаю, тебе это будет интересно, — кое-что не в его пользу.
Дюмэн насторожился и многозначительно промолвил:
— Ноультон мой друг. Так что поумерь пыл, Шерман.
— Если это все, что ты можешь сказать, я лучше помолчу, — пожал плечами Шерман. Только я считал тебя другом мисс Уильямс.
Дюмэн окинул его быстрым взглядом.
— Так и есть, — заявил он. — Но какой тут связь?
— Только такая: тот, кто считает себя другом мисс Уильямс, не может быть другом Джона Ноултона.
— Пошему это?
— Потому что… э-э… я не думаю, что он собирается на ней жениться.
— Mon Dieu! — У Дюмэна перехватило дыхание. — Неужели он посмель…
— Нет. Пока нет. Но обязательно посмеет. Она уже выказывает ему расположение. Ты заметил, что она делает с его розами? А знаешь, как она провожает его глазами, когда он идет по вестибюлю?
— Ну?
— Ну, ты понимаешь, что это означает. Это означает, что Ноултон может делать с ней все, что хочет. Если не сейчас, то в ближайшем будущем. И он ее погубит.
Ты знаешь что-нибудь о нем? Ну так слушай. Его настоящее имя — Нортон. Год назад он работал кассиром в банке небольшого городка в Огайо. Однажды утром обнаружилось, что в банке совершено ограбление — взорван сейф. Доказать вину Ноултона не удалось, но все знали, что он приложил к этому руку. Он сбежал в Нью-Йорк. Вот откуда у него деньги. Теперь ты все знаешь. Разве можно допустить, чтобы такой человек крутился около мисс Уильямс?
Француз вздохнул и философски произнес:
— Кто из нас не иметь греха?
— О, дьявол! — в отчаянии воскликнул Шерман. — Наверное, никто. Думаю, ни ты, ни я не захотели бы публиковать свои дневники. Но сейчас не в этом дело.
Короче говоря, я случайно узнал, что мисс Уильямс влюблена в Ноултона, и он не преминет этим воспользоваться. Ты понимаешь, что это означает?
Дюмэн продолжал тупо на него смотреть.
— Ну и что же мы делать? — наконец спросил он.
— То же, что мы сделали с дюжиной таких, как он.
— Но этот Ноультон не запугать.
— Нас же шестеро, — со значением сказал Шерман.
Дюмэн решительно поднялся с кресла.
— Я поговорю Догерти и Дрискол, — сказал он и, развернувшись, зашагал по вестибюлю.
Шерман проводил его взглядом.
— Идиот! — процедил он сквозь зубы. Потом обернулся и посмотрел в сторону Лили.
Увидев ее лицо, он покраснел от охватившего его желания быть с нею, а в глазах его появился хищный, как у змеи, блеск. Его переполняла мстительная радость. Затем, взяв себя в руки, он подошел к ее столу, остановился в нерешительности и, наконец, протянул руку за бланком телеграммы.
— Решили одарить меня вниманием? — улыбнулась Лиля.
— Да, — ответил Шерман. — Только не в завуалированной форме.