Он ухмыльнулся, и ей опять захотелось его стукнуть.
Дэнни бросил взгляд в оба конца улочки, потом на небо.
— Кроме того, становится темно и, похоже, собирается дождь. Я хочу объехать район и посмотреть, что можно узнать, пока народ не разбежался. Кто-то же должен что-то знать. — Он нежно погладил спинку малышки и что-то тихо помурлыкал ей.
Отрешенно вздохнув, Кэти кивнула.
— Так что мне сказать миссис Хеннипенни?
Он на минуту задумался, потом улыбнулся своей неотразимой улыбкой.
— Скажи, что у тебя экстренный случай и тебе надо уйти. — Она собралась было возразить, но он дружески подтолкнул ее. — Иди, Кэт. Солнце вот-вот сядет.
Сядет…
Оставалось надеяться, что, когда это все кончится, сядет только солнце.
Нет, она положительно не смотрелась в тюремном наряде!
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
— Ты все переживаешь, Кэт, — сказал Дэнни, мастерски вписывая «универсал» в поворот. Весь последний час они колесили по знакомым улицам. Несколько раз Дэнни тормозил, выскакивал из машины, кого-то расспрашивал, а она оставалась с малышкой, которая, высосав бутылочку, к счастью, снова заснула.
Они так ничего и не узнали — ни о малышке, ни о том, кто мог ее подбросить.
— Говорю же тебе, не переживай. Все будет отлично. — Он широко улыбнулся ей. — Человек с таким лицом разве может лгать?
— Не подначивай меня, — бросила она, — а то я, пожалуй, отвечу.
Он перегнулся через сиденье и дернул ее за подол.
— Прекрати. — Кэт отбросила его руку. — Ты уже второй раз дергаешь мне юбку. В чем дело?
— Юбка у тебя слишком короткая, вот в чем, — заявил он, не глядя на нее.
— Юбка у меня… что? — Она задохнулась от негодования, глаза потемнели, а ноздри раздулись — опять он играет в «старшего брата». — Это с каких же пор ты стал разбираться в моде?
— Не надо разбираться в моде, чтобы понять, что женщина слишком оголяет ноги. — Он следил за улицей. Перед молодежным центром на Логан-сквер стояла плотная кучка подростков, и Дэнни колебался, стоит ли подъехать к ним и расспросить или нет. — Кому-то это может внушить всякие мысли.
Нет, он сейчас определенно у нее заработает. Ему это похоже, не внушило никаких мыслей.
Довольно улыбаясь, Кэт сбросила туфли и демонстративно скрестила еще больше обнажившиеся ноги.
— К твоему сведению, Сэму нравятся мои короткие юбки. И мои ноги, — добавила она, вызывающе разглаживая шерстяную юбку на бедрах.
Он взглянул на длинные, гладкие ноги и чуть не съехал на полосу встречного движения.
— И Сэм не нуждается в том, чтобы я внушала ему какие-то мысли. — Она вдруг рассмеялась. — Можешь мне поверить, у него своих предостаточно.
Дэнни резко повернул голову, забыв о кучке мальчишек на углу, и посмотрел на нее сузившимися глазами.
— Кто такой этот Сэм, черт побери, и какое ему дело до длины твоих юбок? — Он угрожающе понизил голос. — И о каких, к дьяволу, мыслях мы тут рассуждаем?
— На дорогу смотри, а не на меня! — Кэт схватилась за руль. Только аварии ей еще и не хватает!
— Говори, Кэт. — Он бросил на нее хмурый взгляд. — Что за Сэм?
Ему явно не понравилось то, что он услышал. И этот Сэм ему тоже не нравился — знает он этих любителей коротких юбок и длинных ног. Ему вдруг мучительно захотелось, чтобы ноги у Кэти опять стали худыми и исцарапанными. Тогда по крайней мере не пришлось бы беспокоиться по поводу всяких там сэмов.
Кэти улыбнулась, вполне довольная выражением его лица. Неважно, забота это или ревность — цель была достигнута.
— Не все мужчины видят во мне ребенка, Дэнни. — Она медленно провела рукой по волосам и облизнула губы так, чтобы это вышло соблазнительно.
Дэнни крепче сжал руль, следя глазами за движением ее языка. Во рту у него пересохло. Опять мелькнула мысль о вкусе ее поцелуя, но сейчас важнее узнать, кто именно его уже попробовал. Кто ее целовал. Этот таинственный Сэм? Дэнни нахмурился, его руки еще сильнее стиснули руль.
— А что видит в тебе Сэм? — Он совсем не был уверен, что хочет это знать. В животе что-то сжалось. Это не ревность, сказал он себе, ревность исключается. Он не ревновал ни одного дня в жизни — это не в его натуре.
Женщин вокруг всегда хватало, даже более чем. Дэнни никогда не ощущал в них недостатка и рассчитывал, что и в дальнейшем будет так же.
И ни одна из них его больше не заарканит. Он уже вкусил прелестей супружеской жизни. Давал клятву любви, честности, доверия… Брак, обязательства, семья. Все это туфта. Он купился на это. Поверил, как верили все Салливаны. Так уж их воспитывали: святость брачных уз, счастье в супружестве, пока смерть не разлучит… Так жили его родители и родители его родителей.